В 1982 году я, второклассница и заправская фигуристка, после бесчисленных ласточек, пистолетиков, вращений, пируэтов и виражей, как всегда, счастливая и с отмороженными пальцами ног, сидела на лавочке во дворе своей двенадцатиэтажки (а жили мы на седьмом), собираясь надеть чехлы. Было уже темно, но не поздно, часов семь вечера.
Вдруг ко мне подходит какой-то дядя и заботливо спрашивает, почему это я без рукавичек. Несмотря на счастливое детство при развитом социализме, движущимся семимильными шагами к коммунизму, каждый советский ребёнок знал, что разговаривать с чужими дядями и брать у них конфетки нельзя. Особенно разговаривать с чужими пьяными дядями. Разумеется, я ответила дяде, что рукавички у меня есть, что мне пора домой и что он мне мешает надевать чехлы. Но он повторил свой вопрос, добавив, что на улице холодно. И неожиданно схватил меня на руки и понёс…
Я кричала «Помогите! Спасите! Пожалуйста! Помогите!» (а голос у меня от природы очень сильный, особенно если я начинаю кричать). Я пинала наотмашь его по ногам лезвиями коньков. Но в моём сознании отпечаталось, что это был не человек. Он никак не реагировал на мои удары коньками, ему совсем не было больно, то есть, нисколько. Он молча нёс меня, а я кричала и видела, как то там, то тут проходят люди и не оборачиваются в мою сторону. И в моём сознании отпечаталось, что это тоже были не люди. Они не могли не слышать мои крики. Потому что, когда я гораздо тише звала маму с улицы, то она всегда выходила на балкон на седьмом этаже.
Всё это казалось мне чем-то невозможным. Нет, это не может произойти со мной. У меня примерное поведение, я не брала у дяди конфетку, я уже собиралась уходить и не разговаривать больше с ним, как так могло получиться? И почему ему не больно от ударов коньками? И почему эти люди, эти прохожие, меня не спасают?
Он занёс меня в подъезд соседнего дома и подошёл к одной из дверей на первом этаже. Дверь распахнулась сама (скорее всего, я ещё продолжала кричать, этого я не помню). На пороге стояла немолодая, но и не старая тётя и двое парней. Она не кричала, но что-то сказала односложное. Видимо, она была удивлена. И запустила это странное, ужасное существо в образе чужого дяди в квартиру, успокоила меня и наказала двум парням проводить меня домой. Так они и сделали.
Я не запомнила лиц – ни обидчика, ни спасителей. Из всей истории мне отчётливо врезались в память только два момента: как я лупила коньками и кричала, и как люди проходили мимо… После этого эпизода я крепко-накрепко усвоила: кричи - не кричи – не помогут. И с тех пор все свои проблемы переживала молча. Это пригодилось мне во времена перестройки, когда я попала в другую школу, по сравнению с которой окружающее общество Лены Бессольцевой было просто д. Когда приходилось много молчать и драться, исступлённо молотя руками. Без лишних воплей. Молча. И также молча жить. Скрываясь и тая.
Комментариев нет:
Отправить комментарий