В 70-е годы я была не молода, а, прямо скажем, мала. Мой папа помогал сделать нашу страну ведущей космической державой, и потому я родилась в славном городе Евпатория на Черном море, где папа открывал станцию космического слежения. Помните, что сказал Маяковский? «Очень жаль мне тех, которые не были в Евпатории». Вот и мне их жаль, потому что мои детские воспоминания рисуют мне город солнца и счастья, необъятное и абсолютно синее, а никакое не черное море, двор с крутящейся каруселью, вечно блохастыми и лишайными кошками, которых я тащила домой, с маминым санаторием, в котором она работала врачом, а я, Бог ты мой, я была абсолютно вольной девочкой – точнее, эдаким загорелым чертенком с белой кудрявой головой. Санаторные будни казались мне очень интересными, чего нельзя было сказать о детском садике, и потому я туда не ходила вовсе. Уж какими способами я этого добивалась – я не помню, но факт оставался фактом – я или сидела дома с бабушкой, или торчала с мамой у нее на работе. Правда, один поход в детский сад я помню – тогда выпал снег, редкость это была неимоверная, на меня надели кроличью шубку, белую пушистую шапку и сфотографировали.
Мамина работа была волшебна – вот оно, море, можно валяться на песке, строить замки. И какие замки! Они не были похожи на сказочные дворцы, зато они были похожи на Кремль, потому что к маминым родителям в Москву мы ездили очень часто – папа ехал в командировку и брал меня с собой. Мои впечатления от этих поездок переплетены в очень смешной клубок. Здесь и дом дедушки с бабушкой на широченном Кутузовском проспекте, дедушкина папаха, ковер с кисточками в гостиной (эти кисточки я расчесывала и, иногда, тайком от бабушки, заплетала в крохотные косички), походы на рынок за квашеной капустой, и, особняком от всего остального, поездки с папой в Звездный городок. В семье сохранилась байка, что однажды папа, чтобы немножко от меня освободиться, поручил меня своему сотруднику, тот посадил меня на какую-то испытательную центрифугу и отвлекся. А я всё кружилась и кружилась… Скорее всего, это только байка, но слышала я ее много раз. И у меня с тех самых пор сложилось стойкое убеждение, что работа папы была ничуть не менее волшебна.
Одно из самых ярких воспоминаний детства тоже связано с тем периодом. Прекрасно помню, как мы возвращались из Москвы домой, ехали в аэропорт, садились в самолет. Был поздний вечер, точнее, уже ночь и меня пытались уложить спать. Это был такой самолет, в котором были спальные места, летели мы вместе с космонавтами, я сейчас даже не помню, с кем именно, кажется, там был Титов, который сразил меня на всю мою детскую жизнь тем, что как-то, придя в гости, принес такой большой воздушный шарик, что тот не проходил в дверной проём. Попытки пройти закончились, естественно, тем, что шарик лопнул. Но в ту ночь все мои мысли были заняты совсем другим. Дело в том, что это было накануне моего дня рождения, и мне интереснее всего на свете было, что же папа мне подарит? Я старательно претворялась спящей, а сама выглядывала из-за занавески, подсматривая за взрослыми. А они шумно что-то обсуждали всю дорогу, иногда шикая друг на друга, чтобы не разбудить девочку. Когда мы приземлились в Симферополе, завтра уже наступило. Папа взял свою «спящую» дочь на руки, а еще – вот, вот оно что!!! – взял куклу ровно такого же роста, как я. Ощущение счастья, испытанное в тот момент, на всю жизнь осталось для меня своеобразным эталоном. Кукла была прекрасна – неестественно белокурые волосы, синие глаза, звали ее Алёна, у нее гнулись руки и ноги, она была одета в очень красивое платье. Тогда для счастья мне этого вполне хватило. Кукла была предметом зависти моих подруг и моим постоянным объектом заботы. Я то шила ей что-то, то делала прически. Вместе с нами она переехала обратно в Москву, когда подошло время мне идти в первый класс. В школу я пришла с косой, кошачьим лишаем на полщеки и на три дня позже всех остальных, потому что директор никак не хотел меня брать – до семи лет мне не хватало пары месяцев. А потом моя кукла куда-то пропала, потому что началась уже совсем другая жизнь, в которой моей Алёне не нашлось места.
Мамина работа была волшебна – вот оно, море, можно валяться на песке, строить замки. И какие замки! Они не были похожи на сказочные дворцы, зато они были похожи на Кремль, потому что к маминым родителям в Москву мы ездили очень часто – папа ехал в командировку и брал меня с собой. Мои впечатления от этих поездок переплетены в очень смешной клубок. Здесь и дом дедушки с бабушкой на широченном Кутузовском проспекте, дедушкина папаха, ковер с кисточками в гостиной (эти кисточки я расчесывала и, иногда, тайком от бабушки, заплетала в крохотные косички), походы на рынок за квашеной капустой, и, особняком от всего остального, поездки с папой в Звездный городок. В семье сохранилась байка, что однажды папа, чтобы немножко от меня освободиться, поручил меня своему сотруднику, тот посадил меня на какую-то испытательную центрифугу и отвлекся. А я всё кружилась и кружилась… Скорее всего, это только байка, но слышала я ее много раз. И у меня с тех самых пор сложилось стойкое убеждение, что работа папы была ничуть не менее волшебна.
Одно из самых ярких воспоминаний детства тоже связано с тем периодом. Прекрасно помню, как мы возвращались из Москвы домой, ехали в аэропорт, садились в самолет. Был поздний вечер, точнее, уже ночь и меня пытались уложить спать. Это был такой самолет, в котором были спальные места, летели мы вместе с космонавтами, я сейчас даже не помню, с кем именно, кажется, там был Титов, который сразил меня на всю мою детскую жизнь тем, что как-то, придя в гости, принес такой большой воздушный шарик, что тот не проходил в дверной проём. Попытки пройти закончились, естественно, тем, что шарик лопнул. Но в ту ночь все мои мысли были заняты совсем другим. Дело в том, что это было накануне моего дня рождения, и мне интереснее всего на свете было, что же папа мне подарит? Я старательно претворялась спящей, а сама выглядывала из-за занавески, подсматривая за взрослыми. А они шумно что-то обсуждали всю дорогу, иногда шикая друг на друга, чтобы не разбудить девочку. Когда мы приземлились в Симферополе, завтра уже наступило. Папа взял свою «спящую» дочь на руки, а еще – вот, вот оно что!!! – взял куклу ровно такого же роста, как я. Ощущение счастья, испытанное в тот момент, на всю жизнь осталось для меня своеобразным эталоном. Кукла была прекрасна – неестественно белокурые волосы, синие глаза, звали ее Алёна, у нее гнулись руки и ноги, она была одета в очень красивое платье. Тогда для счастья мне этого вполне хватило. Кукла была предметом зависти моих подруг и моим постоянным объектом заботы. Я то шила ей что-то, то делала прически. Вместе с нами она переехала обратно в Москву, когда подошло время мне идти в первый класс. В школу я пришла с косой, кошачьим лишаем на полщеки и на три дня позже всех остальных, потому что директор никак не хотел меня брать – до семи лет мне не хватало пары месяцев. А потом моя кукла куда-то пропала, потому что началась уже совсем другая жизнь, в которой моей Алёне не нашлось места.
Комментариев нет:
Отправить комментарий