Лара Габриэль. ПЕРЕСТРОЙКА. СОЗНАНИЕ. УСКОРЕНИЕ.

(ОТРЫВОК)

В ковбойско-техасские двери моего ресторана входили, врывались  бритые мужчины в черных куртках. Двери вперед. Бритый затылок. Двери назад. Еще один. Мужчин было много. Они приходили раньше, но по одному. Теперь шутки, похоже, закончились. Входы-выходы перекрыты. Нужно что-то решать .
Один из них приходил раньше. Построил в торговом зале всех сотрудников.
Две заведующие — божьи одуванчики социалистической системы Алевтина, Тамара Ефимовна, преданные ей, поменявшие в раз ориентацию на перестроечную, стояли впереди. Бритый человек обращался к ним. Коротко сообщил, если хозяйка, то есть я, не отзовется, на следующий его звонок, он сожжёт их. Всех. Вместе с рестораном.
На этот раз не будет. В следующий раз. Точно.
Алевтина  следила за каждым словом,согласно кивая в унисон. Такого в своей, не очень счастливой предыдущей до этого момента жизни, она еще не видела. Не слышала до сих пор, что можно человеку сказать “ Я тебя сожгу ”. Не было. Всякое было. Такого нет. Предприятие первое частное в городе. В душе она гордилась, работая здесь.
Несмотря на. Вопреки. Получила большое хозяйство, значительно больше, чем было.
Вторая сверху. Первой сейчас не было. Приходилось отвечать ей.
Очки слегка запотели. Человек не шутил. Обратная сторона ее решения поддержать новую хозяйку была такова. В  страшном кошмаре не могла такое предвидеть.
Булочная райпищеторга, которой Алевтина заведовала до этого, главной, директором, шла на убыль. Хлеба почти не было. Заводы, фабрики встали. Хлебозавод, по какой-то причине, стал мало выпекать. Утром выстраивалась очередь, длинным  растущим хвостом располагаясь вдоль дома, в котором на первом этаже продавали хлеб. Алевтина понимала, так не вытянуть. Булочную закроют, пенсии не видать. Накрывалась белым покрывалом. Когда, пришла женщина, из вроде неоткуда, она с радостью согласилась отдать свои владения ей. Пришло время отвечать за свое решение. Необычным, диким способом.  Крайней оказалась на данный момент она. Вспомнила войну. Тогда было все понятно. Пришли захватчики их страны. Враги. Сейчас страшно. Не понятно в принципе. Свои же люди. Не враги вовсе. До сих пор. Кого они вырастили сами, в советских школах.
Равенство.
Братство.
Счастье.
Где оно. Откуда появилось столько людей желающих отнять. Много. Сразу.
Приходили  в их новую, отремонтированную ими же сообща территорию, ставшую рестораном, магазином, булочной. Просили у их хозяйки деньги. Было раньше. Не понятно, почему сейчас. Должно уйти. Можно по — новому. Не ушло.
Реалии их теперешней жизни. Перестройка. Дикий запад. Кто стал кем не понятно. Свои. Враги. Не разделить. Свои вдруг стали врагами. Пришли разрушить ее надежду на обеспеченную старость. Нужно было защищать. Не позволю.
Защищала. Смотрела на мужчину, пытаясь определить, насколько он опасен. Опасен. Он не шутил. Мог поджечь. Она видела.
Со лба скатилась потная капля. Алевтина сглотнула.
-Хорошо. Мы будем ее искать. Мужчина ушел. Алевтина бросилась к телефону.
- Приходил мужчина. Обещал сжечь. Всех. Приезжайте. Нам страшно.
Кинулась к машине. Нужно было спасать. Успокоить переполошенных сотрудников, по моей вине испытавших  потрясение, которое они наверняка будут помнить всю оставшуюся жизнь. Их могли сжечь. Моих замечательных помощников, сотрудников, поверивших в меня. Вступили в новую жизнь, которую предложила я. Жизнь оказалась не совсем безопасной. Свободу дали. Защищать предложили самим.
Я защищала, как могла. Днями, ночами работая на свое новое будущее. Строя его собой.
Патентный отдел наскучил, навис в зубах. Вырастила здесь детей. Все размеренно. Известно. Сохранно. Еды становилось все меньше. Приходилось ездить в дальние питерские совхозы. Там была еще. Смысла  не оставалось совсем.
Куда брели мы в те социалистические последние годы. Партия сбилась с ног, ища новые мотивации вечной, как они думали, системы. На бумаге все выглядело складно.
Братство.
Товарищество.
Счастье.
В жизни пункты отсутствовали. Не вырисовались за семьдесят лет рисования. Их правления. Не понимали почему.
-Народ дурак, думали правители. Мы им светлое будущее. Стройте .
Народ строил, не понятно что. Хлеб исчезал. Пустые прилавки дырявым укором Системе сияли в каждом магазине. Не возможно пройти. Пусто. Система  буксовала. Понятно, видно почти каждому управляющему. Всем. Не понятно, куда бечь дальше.
Буксовала. Встала совсем. Пытались реанимировать алкоголем. Пьяный народ меньше спрашивает. Алкоголь был. Пили. Много алкоголя. Шанс существовал, что он тоже закончится. Народ протрезвеет. Может спросить. Что отвечать. Не знали. Никто не знал.
Сахар исчез. Показатель, который Народ- дурак, не мог не заметить.
Съезды .
Энтузиазм.
Варенье варить не с чем.
Беснующиеся Съезды. Яростно хлопающая толпа в ящике, стоящем теперь в каждом доме благодаря их усилиям. Не помогала. Дружные завывания, радостные крики не работали, не имели больше смысловой нагрузки. Страна встала. Нужно, что то делать. Имитировать другое, иначе реально придется менять Систему. Система сменит их сама. Понимали.
Объявили Перестройку, по ходу пьесы сочиняя законы новой парадигмы. Жизни. Наспех. Потому, что действительно никто в Политбюро не знал, что делать, что предпринять, что бы снова заработало.
Все встало.
Думали сообща.
Нашли.
Перестройка.