Джон Сартисон, доктор всех американских наук, коренной американец, очень гордился своим происхождением. Он не скрывал, что его предки были русскими, и это объясняло его любовь к русскому языку. Боле того, он считал себя русофилом и преподавал в каком-то университете русскую литературу. Джону давно хотелось побывать в России, чтобы попрактиковаться в языке и, наконец, понять загадочную русскую душу. После известных событий, произошедших в России, ему представилась такая возможность. Сопровождать его вызвался один из эмигрантов, уехавший н из Советского Союза накануне его развала.
Петр Галошин, а ныне Пьер Галуа, устроившийся в одну из газет корреспондентом, благодаря своим разоблачительным статьям, был когда-то в Советском Союзе популярным журналистом. Однако то, что происходило сейчас на его Родине, не сравнить ни с одной из его самых фантастических статей. Галошина возмущало, что за небольшие валютные махинации его чуть не посадили в России, а сейчас ловкачи, называющие себя реформаторами и демократами, весь народ сделали нищим, и они еще считаются уважаемыми людьми. И Петр решил, что тоже имеет право на кусок от общего пирога, в виде компенсации за вынужденную эмиграцию.
- Россия нуждается в таких как я, - подумал он, и лучшего попутчика, чем Джон Сартисон для достижения его цели, ему было не найти. Ведь у американца было очень много долларов, которых всегда не хватало Галошину.
Петр был родом из Кубани, где сейчас благополучно проживала его родня. Перед тем, как скрыться за границей, он в станице, где жили его родственники, на кладбище закопал приличную сумму долларов. Это была одна из его основных причин, по которой Петр настоял, чтобы Сартисон отправился для знакомства с загадочной русской душой на Кубань.
Джон не возражал, да еще больше его убедила эмоциональная речь Петра о том, что именно там эта душа особенно ярко выражена. Также Петр как знаток России посоветовал Джону не брать много денег.
- Думаю, сто тысяч долларов хватит, а не хватит, обналичим твою карту, - распорядился он.
Россия встретила путешественников из Америки плакатами, толпами народу и разговорами о политике. Никто не хотел работать, но все хотели лучшей жизни и быстрых, а самое главное, больших денег. Торговля везде и всем, чем только можно, от тела малолетнего ребенка, до стратегической ракеты.
- Ужас! - возмущался Джон, - страшнее, чем у нас было во времена дикого запада.
Петр сам не ожидал таких глобальных перемен, хоть и читал об этом в газетах, и никак не мог прийти в себя. Договорившись с проводником, Петр с Джоном, запершись в купе поезда, тронувшегося в южном направлении, наконец, смогли отдохнуть.
- Я уже, наверное, никогда не смогу здесь жить, - печально признался Петр, - а так хотелось вернуться.
В купе постучали. Петр открыл дверь и увидел, улыбающегося мужчину с ярко выраженной физиономией уголовника.
- Может в картишки перекинемся, чтобы время скоротать? - предложил он. Петр знал, чем обычно кончаются такие игры.
- Мы иностранцы и в карты не играем, - решительно ответил он и закрыл дверь.
- Лохов ищет, - объяснил он Джону.
- Что такое "лох"? - удивился незнакомому слову Джон.
- Вот станешь с ним играть в карты и будешь лохом, - ответил Петр.
- Лох - это тот, кто играет в карты, - уточнил профессор.
- Ага, - ухмыльнулся Галошин.
За окном мелькали посадки деревьев. В них Петр угадывал акации, жердёлы (так в станицах называли мелкий абрикос) и шелковицу. Была осень. Наступила пора уборки урожая, но, несмотря на это, многие поля подсолнуха и кукурузы стояли нетронутыми. Кое-где по нивам ползали одинокие трактора. Во время остановки по вагону то и дело бродили горластые торговки, предлагавшие купить у них газеты, пирожки и прочую мелочь. За перегородкой купе разыгрывалась мелодрама. Какие-то женщины (по разговору не трудно было узнать в них бывших колхозниц), торговавшие в городе и теперь возвращавшиеся домой, бурно обсуждали прибыль, полученную от продаж. Их радостные и довольные крики разносились по всему вагону. Наконец, улыбчивый уголовник нашел себе партнеров для игры в карты. Часа два женские радостные крики возвещали о том, что им пока везет. Еще через полчаса наступившую тишину нарушили причитания и плач.
- Почему они стали плакать? - удивился Джон.
- Вот это загадка души русской женщины, - ответил Петр.
Перед станцией проводник с удовольствием разменял Джоновы доллары на рубли.
- На мелкие расходы, - пояснил Петр.
От станции путешественникам предстояло еще километров пятьдесят по бездорожью добираться до станицы.
- Побудь здесь, пока я найду транспорт, - сказал Петр Джону и скрылся за углом здания вокзала.
К Джону подошел грязный, в сильно поношенной одежде не по размеру, мальчуган лет шести.
- Дядя хочешь, спляшу на пузе? - спросил он.
- Как это? - не понял Джон.
- А ты дай сто рублей, увидишь.
Джон полез в карман и протянул мальчугану сотню.
- Ну, пляши,- нетерпеливо промолвил Джон.
- Ложись, спляшу, - невозмутимо ответил мальчуган.
Тут подбежали еще две женщины в длинных юбках. Петр появился вовремя.
- Пошли быстрей, а то если начнешь узнавать загадочную цыганскую душу, то без штанов и пешком пойдешь в Америку.
- А разве они не русские? - удивился профессор.
- Цыгане. Это такая нация, - стал объяснять Петр, - что сколько бы лет они не прожили среди русских, никогда не станут русскими.
Частник, которого нанял Петр, предупредил:
- Поаккуратней на заднем сиденье. На кочках двери открываются, так что прихлопывайте их посильней.
- Я не поеду на этой машине, - забастовал Джон.
- Почему? - удивился Петр.
- Я боюсь. Она или развалится на дороге или сломается.
- Обижаешь, - возмутился шофер, - да я на этой машине уже больше тридцати лет езжу, и не разу меня не подвела в дороге.
Копейка, грязно-серого цвета, с лопнувшим лобовым стеклом и лысыми скатами, сиротливо поджидала своих пассажиров на стоянке.
Чтобы не испытывать судьбу, Петр сел на переднее сиденье и пристегнулся ремнем безопасности.
Всю дорогу пока машина тряслась по ухабам, Джону приходилось захлопывать двери, то с одной стороны, то с другой, и время для него пролетело незаметно.
По случаю приезда сына, родители и родственники Галошина решили накрыть стол и позвать соседей. Но так как денег у них не было, то стол любезно предложил накрыть гость. Сначала хотели сидеть в хате, но гости все прибывали и столы вынесли во двор. Потом соседи стали сносить свои столы, лавки и посуду. Пригласили также деда Митяя с гармошкой. Ради такого случая дед даже надел награды.
- Послушай Пьер, - удивлялся Джон, - я их почти не понимаю. На каком языке они разговаривают.
- Это балачка, - стал объяснять Петр - на этом языке разговаривали древние русские.
Гостей собралось больше двухсот человек.
- Это что, твои родственники? - удивился Джон.
- А в станице все родственники да кумовья. Так что куда не плюнь, все одно на родню попадешь.
Сначала Джон отказывался пить подозрительную мутную жидкость из бутылки, закупоренной затычкой из газеты, но Петр предупредил:
- Если хочешь узнать загадочную русскую душу, то только за столом и с выпивкой она откроется тебе.
Похоже, в магазине скупили все продукты. Джона удивило то, что даже корм для котов и собак выставили на стол, и этим деликатесом с удовольствием закусывает дед Митяй.
В этом и заключена тайна русской души, - объяснил Петр профессору, - русский сначала съест, а лишь потом спросит, что это такое?
- А почему все так часто упоминают мать?
- Ну, раньше в Бога веровали, так все божились, а при Советской власти все стали атеистами. И вот самое родное, что у них осталось, они при всяком удобном случае и поминают. Мы даже Родину матерью зовем.
Дед Митяй подсел к Джону и заиграл на гармошке.
- А ну, сыграй, подмосковные вечера, - попросил Джон.
- Надо бы заплатить, - прошептал Петр.
За двести рублей дед исполнил два раза "Подмосковные вечера", за триста "Катюшу" и за пятьсот "Цыганочку", так как цыганочка шла с подтанцовкой пьяных мужиков и баб.
Чтобы сделать деду Мите приятное, Джон спросил:
- А что это за медали, мать твою, ты надел?
- Что ты сказал, американская морда, про мою мать? - перестав играть, прошипел дед и со всего размаху двинул в челюсть изумлённому профессору.
Джон, перелетев через лавочку, оказался в кустах. Петр быстренько за пятьсот рублей устранил конфликт. Дед с удовольствием принял деньги за моральный ущерб. Через пять минут Джон с Митяем пили мировую.
- Куда сходить по нужде? - шепотом спросил профессор у деда.
- Да вон выйди на грядку за сарай, - махнул рукой Митяй.
Джон встал и, пошатываясь, ушел в указанном направлении. Целый час его не было видно. Петр забеспокоился: не заснул ли тот где на грядке. Профессор вернулся весь напряженный и, переминаясь с ноги на ногу, спросил у Петра:
- Где это чертов туалет? Искал его за сараями, на грядке, но так и не нашел. Когда Джон, наконец, увидел деревянную постройку, которая по утверждению Петра и была туалетом, то с ним началась истерика.
Проснулся Джон оттого, что у него болело все тело от пружин, торчащих из дивана, на котором он спал. Приподнявшись, профессор схватился за голову. Виски сдавила резка боль, отчего потемнело в глазах. От сухости во рту, трудно было пошевелить языком.
Нужно принять ванну, - подумал Джон и, держась за голову, вышел на крыльцо.
По двору бегали шустрые казачки. Кто-то мыл посуду, кто-то жарил, кто-то подметал двор. Мужчин не было видно.
- Доброе утро! - приветствовал Джона подошедший со стаканом мутной жидкости и огурцом Петр. Профессора при виде стакана начало тошнить.
- Мне надо принять ванну, - простонал он.
- Это тебе не Америка, - усмехнулся Петр, - могу предложить корыто за хатой. Скажу женщинам, чтобы не заглядывали за угол, пока ты будешь купаться. Когда Джон понял, что такое купаться в корыте за хатой, то сразу же наотрез отказался.
- Надо бы женщинам заплатить, - напоминал Петр Джону, - смотри, сколько посуды за тебя перемыли. У нас принято, кто угощает, тот и убирает.
Джон молча полез в карман.
- И похмелить надо бы людей. Знаешь, похмелье - это дело святое для настоящих русских.
- Что опять все соберутся? - устало спросил Джон.
- Конечно, вот с хозяйством управятся, сделают домашние дела и придут.
- А почему они не работают?
- Они работают, только им уже больше года зарплату не платят. Так на хрена им на такую работу ходить? Здесь они хоть поедят.
- Действительно странная русская душа. Им деньги не платят, а они веселятся, - задумчиво проговори профессор.
Постепенно стала стекаться галошинская родня.
- Надо бы деньжат подкинуть, видишь, закуска кончилась, да и спиртного маловато, - напомнил Петр.
Перед двором остановился милицейский УАЗик. Петра и Джона вызвали на улицу для проверки документов. Толстый краснолицый участковый Никитка не хотел отдавать паспорта.
- Сунь ему сто долларов, - шепнул Петр Джону.
Назревавший конфликт, так и начавшись, тут же погас. К столу идти участковый наотрез отказался.
- При исполнении не могу, - оправдывался он. Но предложенный стакан самогона, все же, сняв фуражку, выпил - за дружбу России и Америки.
- Может, вечером заглянете, - предложил Петр.
- Не могу, - вздохнул участковый, - буду в засаде сидеть.
Видно на него подействовала водка, и он решил излить свою обиду:
- Понимаешь, у Колесника по ночам какой-то козел ворует курей, а он, собака, на меня жалобы строчит в район. Вот и сижу в засаде у него в огороде уже две ночи.
Петр сочувственно кивал головой, а Джон выпучил глаза, ничего не понимая. Как только участковый уехал, профессор засыпал Петра вопросами.
- Как может козел воровать кур и что это за собака, умеющая писать?
- Вот когда ты это все поймешь, - махнул Петр рукой, - тогда и душу русского человека познаешь.
Гости все прибывали, а дед Митя с гармошкой так и не появлялся.
- Может, заболел? - забеспокоился Джон, - надо бы проведать.
- Да, бабку свою он вчера вилами ночью по улице гонял. Теперь она его с утра по-своему лечит, - рассказывал один из гостей.
Джон, конечно, ничего не понял, но промолчал. Когда профессор с Петром подошли к хате деда Мити, то услышали стук. Дед сидел на коньке крыши и что-то там прибивал. Из трубы валил дым, прямо в лицо деда. Старик вытирал слезящиеся глаза и кого-то куда-то посылал. И все же он готов был терпеть ещё большие неудобства, лишь бы подальше быть от своей сварливой старухи.
- Загнала бедного старика на крышу, - сочувственно вздохнул Петр.
- А что он там делает? - удивился Джон.
- Не видишь, дым к крыше прибивает, чтоб зимой теплей было, - ухмыльнулся Петр.
Дед Митя, заметив гостей, радостно помахал с крыши молотком и начал быстро спускаться по лестнице. Петр распорядился, чтобы Джон оплатил дедовой старухе моральный ущерб, и пригласил ее на чаепитие. Баба Нюра, получив компенсацию в виде пятисот рублей, тут же простила мужа и стала собираться в гости. Петр надумал заглянуть на кладбище.
- Ты дождись стариков и иди с ними, а мне по делам надо, - сказал он профессору.
Когда Петр ушел, к Джону подошла баба Нюра с ведром слив.
- Угощайся, милок, поди там в Америке таких нет.
Джон действительно не пробовал никогда такие сочные и сладкие плоды. Он их ел и не мог остановиться. Подошел дед.
- Ты что, старая курица, сдурела? Угощаешь гостя дрыслей. Его же пронесет.
- Что такое "дрысля"? - поинтересовался Джон.
- Это, милок, такой сорт сливы, - принялась объяснять баба Нюра, - думаю, запомнишь навсегда и так, - загадочно предупредила она, увидев, что Джон что-то записывает в блокнот.
Петр долго бродил по кладбищу, с грустью узнавая по фотографиям на памятниках знакомых. Вроде и времени прошло немного, а кладбище разрослось почти вдвое. У свежих могил росли аккуратно посаженные цветы. Покрашены столы, скамейки и оградки. В противоположность им, на старых могилах возвышались всеми забытые перекошенные кресты над разросшимся бурьяном. Было безлюдно. Пытаясь найти могилу, в которую он зарыл пакет с валютой, Петр долго бродил по кладбищу. Он точно помнил, что это была старая заброшенная могила, но на месте, которое совпадало с ней по приметам, было свежее захоронение. На кресте была табличка с надписью: "Глафира Головина".
Больше часа Петр кружил по кладбищу, так и ни на что не решившись, отправился домой с мыслью, все разузнать о могиле и придти позже.
Дома Петр почувствовал перемену в настроении гостей. Станичники сидели серьезные и задумчивые. Профессора нигде не было видно.
- А где американец? - спросил Петр у бабы Нюры.
- Да она твоего америкашку дрыслей накормила, - стал рассказывать дед Митя, - вот он сердешный уже больше часа и сидит в нужнике.
- Ты, Петр, присядь, - перебил деда Иван Золотарев, бывший знатный комбайнер, а теперь всеми забытый пенсионер, - разговор у нас к тебе есть. Петр кивнул и присел под пристальными взглядами земляков на лавочку.
- Что у нас творится, сам видишь, - начал Иван, - колхоз разворовали, работать негде. Что на грядке вырастишь - продать и то негде. Не будет же бабка из-за десятка яиц ехать в райцентр? Молодежь вся подалась в город в поисках работы. Раздали нам землю, а на фига она нам. Налог за нее плати, машину найди, чтобы перевезти зерно, которое дают за землю. Дешевле зерно купить на рынке. Объявилось несколько фермеров, да что они со старой техникой сделают. Поля засеяли, а убирать нечем. Думали, выберем главу, он решит наши проблемы, а он под себя начал грести. Строит себе в райцентре особняк. Вот мы посоветовались и решили предложить тебе стать нашим главой. Всей станицей за тебя проголосуем, не сомневайся. Ты ведь парень умный, с высшим образованием, и, самое главное, мы же тебя с пеленок знаем.
Пока Петр слушал, у него в груди нарастала тяжесть, от которой трудно становилось дышать. Он видел, с какой надеждой смотрят на него его земляки - доярки и трактористы, всю жизнь отдавшие колхозу. С утра до ночи, кормившие всю страну. А взамен, мало того, что государство обворовало их, забрав все сбережения и сделав их самыми бедными людьми в мире, но еще лишило возможности бесплатно лечиться. А ведь здоровье свое они угробили, благодаря колхозу. Но, самое главное, их лишили веры в будущее. Украли душу. Развращают молодежь. А этот америкашка приехал копаться в душе русского человека,- сплюнул Петр.
- Дорогие мои, - после некоторого молчания проговорил Петр, - мне надо подумать. Я вижу, как вам трудно, и постараюсь сделать все возможное, чтобы помочь вам. А теперь угощайтесь, пока есть кому за это платить.
Дед Митяй лихо растянул меха гармошки и, с надеждой на лучшие перемены, гости затянули "По Дону гуляет казак молодой".
Из-за сарая появился измученный профессор. Баба Нюра как виновница его заболевания поднесла ему отвар из трав.
- Выпей, америкашечка, поможет, - извиняюще предложила она.
После того, как Джон выпил, Петр напомнил, что за лекарство надо платить. Обрадованная сторублевой купюрой бабка Нюра, еще восемь раз подносила свое лекарство, изредка появляющемуся Джону из-за угла сарая. К Петру подсел отец.
- Ну, что, сынок, думаешь? Останешься или уедешь?
- Жалко мне вас, - вздохнул Петр, - не знаю, чем вам помочь, но я попытаюсь. Надо подумать. Все равно придется вернуться в Америку, чтобы документы переделать и деньги снять в банке.
- А когда поедешь? - спросил отец.
- Да вот, обещал американцу показать загадочную русскую душу. За все платит. Ему деньги все равно не нужны, а тут хоть кому-то поможет.
- Ты бы деду Мите на уголь деньжат у него спросил. В прошлом году они, бедные, в посадке сушняк собирали, топить печь нечем было. Мы бы, конечно, помогли, но, во-первых, сами концы с концами еле сводили, а,
во- вторых, он очень гордый и никогда ни у кого помощи не просит+ А мог бы, фронтовик все-таки.
Наконец, отвар из трав бабушки Нюры подействовал. Протрезвевший профессор сидел за столом с мечтой о возвращении домой. Ему уже совсем не хотелось узнать тайну загадочной русской души.
- Просто все они тут сумасшедшие, и никакой тайны нет, - наконец, подвел итог он своим размышлениям.
- Послушай, Петя, - пожаловался Джон, - проживание в вашей станице стоит намного дороже, чем в самой престижной гостинице Америки. Почему же тогда здесь все так бедно живут?
- Ты подал неплохую идею, - обрадовался Петр, - мы устроим здесь отдых для американских экстрималов.
Ночная рыбалка с комарами. Поход по грязи в райцентр за продуктами. Построим зимние домики и дадим каждому по топору. Кто не захочет мерзнуть, пусть в посадке рубит сушняк.
- Ты думаешь, кто-нибудь приедет? - с сомнением спросил Джон.
- А мы запустим такую рекламу, что они в очереди будут стоять за путевками. Назовем наш санаторий "Загадка русской души". Стоимость путевки будет стоить, ну, к примеру, тысяча долларов, а вот, чтобы уехать отсюда раньше, придется платить неустойку тысяч сто.
- Это только русскому могла прийти такая идея, - покачал головой Джон, у которого закончились российские рубли.
- Поедем менять в райцентр, - распорядился Петр.
- Может, сразу домой? - с надеждой спросил Джон.
- Рано еще.
Подвезти в раонный центр их пообещал Иван Золотарев на своем стареньком "Москвиче". По дороге им встретился милицейский патруль. Гаишник, выйдя на обочину, приказал жезлом остановиться.
Когда гаишник подошел и потребовал документы Джон, высунувшись в окно, спросил:
- А мы разве нарушили правило дорожного движения?
На что гаишник с ядовитой улыбкой ответил:
- Мои дети не могут ждать, пока ты нарушишь. А найти причину, по которой тебя нужно оштрафовать, я сейчас, найду сотню: резина лысая, - стал он перечислять, - царапина на лобовом стекле+
- Хватит, хватит, - поспешил остановить милиционера Петр и протянул ему стодолларовую бумажку.
- Счастливого пути, - отдал честь гаишник.
- Это же грабеж, - возмутился Джон, - что он вообще здесь делает среди полей?
- Он охраняет бандитов от таких как мы, - невесело рассмеялся Иван.
На этом встреча с правоохранительными органами не закончилась. При въезде в станицу у трехэтажного особняка их остановили люди в милицейской форме. Проверив багажник и салон, они забрали документы.
- Что происходит? - стал возмущаться Джон, я американский подданный, - но удар дубинкой по почке остудил его.
Переписав данные паспортов, милиционеры отпустили их.
- Что за порядки? - жаловался Джон, держась за почку, - как ты, Пит, мог здесь жить. Это же полицейский беспредел.
- Просто они охраняют дом начальника милиции, - подал голос Иван.
- Лучше бы они так вокзалы и школы охраняли, - отозвался Петр.
В банке Джон разменял оставшиеся доллары и уже другой дорогой приятели поехали домой. Багажник и все свободные места в салоне были завалены продуктами. Доехали благополучно. Дома их приветствовали станичники веселыми криками. Машину быстро разгрузили, и ловкие казачки кинулись накрывать на стол. Когда веселье было в разгаре, Петр вышел на улицу. На лавочке сидел его отец и курил. Петр присел рядом и задал интересующий его вопрос:
- Бать, а кто это Глафира Головина? Я на кладбище был, смотрю, могила свежая, а кто похоронен, не знаю.
- Да они приехали сюда уже после твоего отъезда, - стал вспоминать отец, - Глафира и полгода не пожила. Муж после похорон почти сразу уехал. Но каждый год на родительский день он приезжает на кладбище к жене. Интересный случай произошел во время похорон. Копачи, когда рыли могилу, нашли пакет с долларами. Недели две они праздновали. Потом слухи дошли до участкового, но денег уже не было. Мужики все прогуляли.
Петр тяжело вздохнул.
- Как пришли, так и ушли, - подумал он.
На улицу вышла мать Петра.
- А я думаю, куда мои мужчины подевались?
Она присела рядом с Петром и обняла его за плечи. На Петра навалилась такая тоска. Вдруг он представил, что возможно в последний раз видит живыми своих родителей. Он прижался к плечу матери, и ему стало так хорошо, как было когда-то в детстве.
Возвратившись за стол, Петр обратил внимание на обнявшихся деда Митю и Джона. Профессор уговаривал деда поехать в Америку.
- Да, ты что, - возмущался дед, - здесь же похоронены мои родители. Да и дети с внуками иногда навещают. Здесь же моя Родина, за которую я проливал кровь. Уж лучше я здесь умру с голода и холода, чем на чужбине от тоски.
- Ну, давай, я тебе хоть чем-нибудь помогу, - предложил Джон.
- Ты бы угля да дров деду на зиму закупить помог, - вмешался в разговор Петр.
- Ничего мне не надо, - замахал дед руками, но баба Нюра, внимательно прислушивающаяся к разговору, тут же вмешалась.
- Ах ты, старый пень, - запричитала она, - ему люди помощь предлагают, а он, кабель, из себя гордого строит.
Джон в недоумении поднял глаза на Петра. Петр с улыбкой махнул головой, что, мол, все в порядке, будут теперь у деда и уголь, и дрова.
В последнюю ночь станичники решили подшутить над американским профессором. Он все жаловался на неустроенную личную жизнь, и одна из казачек предложила поженить Джона на Галушихе, сорокапятилетней бабе, двухметрового роста и талией в три обхвата. Галушиха ни разу не была замужем, и за это в станице ее прозвали соломенной вдовой. Целомудрием она не отличалась. Частенько соседи видели, как из ее окна выпрыгивали мужики, спасаясь от разъяренных жен. Пьяного Джона станичники уложили на кровать с Галушихой, которая не возражала против такого поворота событий. Проснулся он от храпа. Приподняв голову, Джон с ужасом обнаружил, что лежит с огромной голой женщиной. Грудь, которая служила ему ночью подушкой, грозно вздымалась, отчего у профессора от ужаса зашевелились волосы даже под мышками. Он попытался сползти потихоньку с кровати, но не хватало сил поднять мощную руку, лежавшую поперек его тела. Тогда он стал подныривать под нее. Его возня разбудила Галушиху.
- Ты куда? - хрипло спросила она.
Джон стал извиняться, объясняя, что не помнит, как сюда попал.
- Ты, что же, лишил меня девственности, а теперь в кусты? - закричала казачка.
В хату стали заходить станичники.
- Наши молодожены проснулись, - радостно поприветствовали Джона с Галушихой.
Джон заплакал.
- Я ничего не помню, я заплачу этой женщине, сколько потребует, только отпустите меня домой. Для Петра розыгрыш станичников был неожиданностью. Он вначале даже сам поверил, что Джона женили, но когда ему всё объяснили, долго смеялся. Профессор отдал Галушихе все деньги, которые у него были, оставив лишь на билет домой. А Галушиха дала расписку, что не имеет претензий к Джону, и не будет подавать на ннго в суд за изнасилование.
Утром следующего дня станичники собрались, чтобы проводить гостей. Все с надеждой смотрели на Петра. Петр понял, что не сможет обмануть их ожиданий. Иван на своем "Москвиче" повез их на станцию. В поезде Джон уснул, а Петр, подперев голову рукой, смотрел в окно на мелькающие посадки. Он думал о том, что никакой загадочной русской души нет, а есть обстоятельства, которые вынуждают так или иначе поступать.
Петр Галошин, а ныне Пьер Галуа, устроившийся в одну из газет корреспондентом, благодаря своим разоблачительным статьям, был когда-то в Советском Союзе популярным журналистом. Однако то, что происходило сейчас на его Родине, не сравнить ни с одной из его самых фантастических статей. Галошина возмущало, что за небольшие валютные махинации его чуть не посадили в России, а сейчас ловкачи, называющие себя реформаторами и демократами, весь народ сделали нищим, и они еще считаются уважаемыми людьми. И Петр решил, что тоже имеет право на кусок от общего пирога, в виде компенсации за вынужденную эмиграцию.
- Россия нуждается в таких как я, - подумал он, и лучшего попутчика, чем Джон Сартисон для достижения его цели, ему было не найти. Ведь у американца было очень много долларов, которых всегда не хватало Галошину.
Петр был родом из Кубани, где сейчас благополучно проживала его родня. Перед тем, как скрыться за границей, он в станице, где жили его родственники, на кладбище закопал приличную сумму долларов. Это была одна из его основных причин, по которой Петр настоял, чтобы Сартисон отправился для знакомства с загадочной русской душой на Кубань.
Джон не возражал, да еще больше его убедила эмоциональная речь Петра о том, что именно там эта душа особенно ярко выражена. Также Петр как знаток России посоветовал Джону не брать много денег.
- Думаю, сто тысяч долларов хватит, а не хватит, обналичим твою карту, - распорядился он.
Россия встретила путешественников из Америки плакатами, толпами народу и разговорами о политике. Никто не хотел работать, но все хотели лучшей жизни и быстрых, а самое главное, больших денег. Торговля везде и всем, чем только можно, от тела малолетнего ребенка, до стратегической ракеты.
- Ужас! - возмущался Джон, - страшнее, чем у нас было во времена дикого запада.
Петр сам не ожидал таких глобальных перемен, хоть и читал об этом в газетах, и никак не мог прийти в себя. Договорившись с проводником, Петр с Джоном, запершись в купе поезда, тронувшегося в южном направлении, наконец, смогли отдохнуть.
- Я уже, наверное, никогда не смогу здесь жить, - печально признался Петр, - а так хотелось вернуться.
В купе постучали. Петр открыл дверь и увидел, улыбающегося мужчину с ярко выраженной физиономией уголовника.
- Может в картишки перекинемся, чтобы время скоротать? - предложил он. Петр знал, чем обычно кончаются такие игры.
- Мы иностранцы и в карты не играем, - решительно ответил он и закрыл дверь.
- Лохов ищет, - объяснил он Джону.
- Что такое "лох"? - удивился незнакомому слову Джон.
- Вот станешь с ним играть в карты и будешь лохом, - ответил Петр.
- Лох - это тот, кто играет в карты, - уточнил профессор.
- Ага, - ухмыльнулся Галошин.
За окном мелькали посадки деревьев. В них Петр угадывал акации, жердёлы (так в станицах называли мелкий абрикос) и шелковицу. Была осень. Наступила пора уборки урожая, но, несмотря на это, многие поля подсолнуха и кукурузы стояли нетронутыми. Кое-где по нивам ползали одинокие трактора. Во время остановки по вагону то и дело бродили горластые торговки, предлагавшие купить у них газеты, пирожки и прочую мелочь. За перегородкой купе разыгрывалась мелодрама. Какие-то женщины (по разговору не трудно было узнать в них бывших колхозниц), торговавшие в городе и теперь возвращавшиеся домой, бурно обсуждали прибыль, полученную от продаж. Их радостные и довольные крики разносились по всему вагону. Наконец, улыбчивый уголовник нашел себе партнеров для игры в карты. Часа два женские радостные крики возвещали о том, что им пока везет. Еще через полчаса наступившую тишину нарушили причитания и плач.
- Почему они стали плакать? - удивился Джон.
- Вот это загадка души русской женщины, - ответил Петр.
Перед станцией проводник с удовольствием разменял Джоновы доллары на рубли.
- На мелкие расходы, - пояснил Петр.
От станции путешественникам предстояло еще километров пятьдесят по бездорожью добираться до станицы.
- Побудь здесь, пока я найду транспорт, - сказал Петр Джону и скрылся за углом здания вокзала.
К Джону подошел грязный, в сильно поношенной одежде не по размеру, мальчуган лет шести.
- Дядя хочешь, спляшу на пузе? - спросил он.
- Как это? - не понял Джон.
- А ты дай сто рублей, увидишь.
Джон полез в карман и протянул мальчугану сотню.
- Ну, пляши,- нетерпеливо промолвил Джон.
- Ложись, спляшу, - невозмутимо ответил мальчуган.
Тут подбежали еще две женщины в длинных юбках. Петр появился вовремя.
- Пошли быстрей, а то если начнешь узнавать загадочную цыганскую душу, то без штанов и пешком пойдешь в Америку.
- А разве они не русские? - удивился профессор.
- Цыгане. Это такая нация, - стал объяснять Петр, - что сколько бы лет они не прожили среди русских, никогда не станут русскими.
Частник, которого нанял Петр, предупредил:
- Поаккуратней на заднем сиденье. На кочках двери открываются, так что прихлопывайте их посильней.
- Я не поеду на этой машине, - забастовал Джон.
- Почему? - удивился Петр.
- Я боюсь. Она или развалится на дороге или сломается.
- Обижаешь, - возмутился шофер, - да я на этой машине уже больше тридцати лет езжу, и не разу меня не подвела в дороге.
Копейка, грязно-серого цвета, с лопнувшим лобовым стеклом и лысыми скатами, сиротливо поджидала своих пассажиров на стоянке.
Чтобы не испытывать судьбу, Петр сел на переднее сиденье и пристегнулся ремнем безопасности.
Всю дорогу пока машина тряслась по ухабам, Джону приходилось захлопывать двери, то с одной стороны, то с другой, и время для него пролетело незаметно.
По случаю приезда сына, родители и родственники Галошина решили накрыть стол и позвать соседей. Но так как денег у них не было, то стол любезно предложил накрыть гость. Сначала хотели сидеть в хате, но гости все прибывали и столы вынесли во двор. Потом соседи стали сносить свои столы, лавки и посуду. Пригласили также деда Митяя с гармошкой. Ради такого случая дед даже надел награды.
- Послушай Пьер, - удивлялся Джон, - я их почти не понимаю. На каком языке они разговаривают.
- Это балачка, - стал объяснять Петр - на этом языке разговаривали древние русские.
Гостей собралось больше двухсот человек.
- Это что, твои родственники? - удивился Джон.
- А в станице все родственники да кумовья. Так что куда не плюнь, все одно на родню попадешь.
Сначала Джон отказывался пить подозрительную мутную жидкость из бутылки, закупоренной затычкой из газеты, но Петр предупредил:
- Если хочешь узнать загадочную русскую душу, то только за столом и с выпивкой она откроется тебе.
Похоже, в магазине скупили все продукты. Джона удивило то, что даже корм для котов и собак выставили на стол, и этим деликатесом с удовольствием закусывает дед Митяй.
В этом и заключена тайна русской души, - объяснил Петр профессору, - русский сначала съест, а лишь потом спросит, что это такое?
- А почему все так часто упоминают мать?
- Ну, раньше в Бога веровали, так все божились, а при Советской власти все стали атеистами. И вот самое родное, что у них осталось, они при всяком удобном случае и поминают. Мы даже Родину матерью зовем.
Дед Митяй подсел к Джону и заиграл на гармошке.
- А ну, сыграй, подмосковные вечера, - попросил Джон.
- Надо бы заплатить, - прошептал Петр.
За двести рублей дед исполнил два раза "Подмосковные вечера", за триста "Катюшу" и за пятьсот "Цыганочку", так как цыганочка шла с подтанцовкой пьяных мужиков и баб.
Чтобы сделать деду Мите приятное, Джон спросил:
- А что это за медали, мать твою, ты надел?
- Что ты сказал, американская морда, про мою мать? - перестав играть, прошипел дед и со всего размаху двинул в челюсть изумлённому профессору.
Джон, перелетев через лавочку, оказался в кустах. Петр быстренько за пятьсот рублей устранил конфликт. Дед с удовольствием принял деньги за моральный ущерб. Через пять минут Джон с Митяем пили мировую.
- Куда сходить по нужде? - шепотом спросил профессор у деда.
- Да вон выйди на грядку за сарай, - махнул рукой Митяй.
Джон встал и, пошатываясь, ушел в указанном направлении. Целый час его не было видно. Петр забеспокоился: не заснул ли тот где на грядке. Профессор вернулся весь напряженный и, переминаясь с ноги на ногу, спросил у Петра:
- Где это чертов туалет? Искал его за сараями, на грядке, но так и не нашел. Когда Джон, наконец, увидел деревянную постройку, которая по утверждению Петра и была туалетом, то с ним началась истерика.
Проснулся Джон оттого, что у него болело все тело от пружин, торчащих из дивана, на котором он спал. Приподнявшись, профессор схватился за голову. Виски сдавила резка боль, отчего потемнело в глазах. От сухости во рту, трудно было пошевелить языком.
Нужно принять ванну, - подумал Джон и, держась за голову, вышел на крыльцо.
По двору бегали шустрые казачки. Кто-то мыл посуду, кто-то жарил, кто-то подметал двор. Мужчин не было видно.
- Доброе утро! - приветствовал Джона подошедший со стаканом мутной жидкости и огурцом Петр. Профессора при виде стакана начало тошнить.
- Мне надо принять ванну, - простонал он.
- Это тебе не Америка, - усмехнулся Петр, - могу предложить корыто за хатой. Скажу женщинам, чтобы не заглядывали за угол, пока ты будешь купаться. Когда Джон понял, что такое купаться в корыте за хатой, то сразу же наотрез отказался.
- Надо бы женщинам заплатить, - напоминал Петр Джону, - смотри, сколько посуды за тебя перемыли. У нас принято, кто угощает, тот и убирает.
Джон молча полез в карман.
- И похмелить надо бы людей. Знаешь, похмелье - это дело святое для настоящих русских.
- Что опять все соберутся? - устало спросил Джон.
- Конечно, вот с хозяйством управятся, сделают домашние дела и придут.
- А почему они не работают?
- Они работают, только им уже больше года зарплату не платят. Так на хрена им на такую работу ходить? Здесь они хоть поедят.
- Действительно странная русская душа. Им деньги не платят, а они веселятся, - задумчиво проговори профессор.
Постепенно стала стекаться галошинская родня.
- Надо бы деньжат подкинуть, видишь, закуска кончилась, да и спиртного маловато, - напомнил Петр.
Перед двором остановился милицейский УАЗик. Петра и Джона вызвали на улицу для проверки документов. Толстый краснолицый участковый Никитка не хотел отдавать паспорта.
- Сунь ему сто долларов, - шепнул Петр Джону.
Назревавший конфликт, так и начавшись, тут же погас. К столу идти участковый наотрез отказался.
- При исполнении не могу, - оправдывался он. Но предложенный стакан самогона, все же, сняв фуражку, выпил - за дружбу России и Америки.
- Может, вечером заглянете, - предложил Петр.
- Не могу, - вздохнул участковый, - буду в засаде сидеть.
Видно на него подействовала водка, и он решил излить свою обиду:
- Понимаешь, у Колесника по ночам какой-то козел ворует курей, а он, собака, на меня жалобы строчит в район. Вот и сижу в засаде у него в огороде уже две ночи.
Петр сочувственно кивал головой, а Джон выпучил глаза, ничего не понимая. Как только участковый уехал, профессор засыпал Петра вопросами.
- Как может козел воровать кур и что это за собака, умеющая писать?
- Вот когда ты это все поймешь, - махнул Петр рукой, - тогда и душу русского человека познаешь.
Гости все прибывали, а дед Митя с гармошкой так и не появлялся.
- Может, заболел? - забеспокоился Джон, - надо бы проведать.
- Да, бабку свою он вчера вилами ночью по улице гонял. Теперь она его с утра по-своему лечит, - рассказывал один из гостей.
Джон, конечно, ничего не понял, но промолчал. Когда профессор с Петром подошли к хате деда Мити, то услышали стук. Дед сидел на коньке крыши и что-то там прибивал. Из трубы валил дым, прямо в лицо деда. Старик вытирал слезящиеся глаза и кого-то куда-то посылал. И все же он готов был терпеть ещё большие неудобства, лишь бы подальше быть от своей сварливой старухи.
- Загнала бедного старика на крышу, - сочувственно вздохнул Петр.
- А что он там делает? - удивился Джон.
- Не видишь, дым к крыше прибивает, чтоб зимой теплей было, - ухмыльнулся Петр.
Дед Митя, заметив гостей, радостно помахал с крыши молотком и начал быстро спускаться по лестнице. Петр распорядился, чтобы Джон оплатил дедовой старухе моральный ущерб, и пригласил ее на чаепитие. Баба Нюра, получив компенсацию в виде пятисот рублей, тут же простила мужа и стала собираться в гости. Петр надумал заглянуть на кладбище.
- Ты дождись стариков и иди с ними, а мне по делам надо, - сказал он профессору.
Когда Петр ушел, к Джону подошла баба Нюра с ведром слив.
- Угощайся, милок, поди там в Америке таких нет.
Джон действительно не пробовал никогда такие сочные и сладкие плоды. Он их ел и не мог остановиться. Подошел дед.
- Ты что, старая курица, сдурела? Угощаешь гостя дрыслей. Его же пронесет.
- Что такое "дрысля"? - поинтересовался Джон.
- Это, милок, такой сорт сливы, - принялась объяснять баба Нюра, - думаю, запомнишь навсегда и так, - загадочно предупредила она, увидев, что Джон что-то записывает в блокнот.
Петр долго бродил по кладбищу, с грустью узнавая по фотографиям на памятниках знакомых. Вроде и времени прошло немного, а кладбище разрослось почти вдвое. У свежих могил росли аккуратно посаженные цветы. Покрашены столы, скамейки и оградки. В противоположность им, на старых могилах возвышались всеми забытые перекошенные кресты над разросшимся бурьяном. Было безлюдно. Пытаясь найти могилу, в которую он зарыл пакет с валютой, Петр долго бродил по кладбищу. Он точно помнил, что это была старая заброшенная могила, но на месте, которое совпадало с ней по приметам, было свежее захоронение. На кресте была табличка с надписью: "Глафира Головина".
Больше часа Петр кружил по кладбищу, так и ни на что не решившись, отправился домой с мыслью, все разузнать о могиле и придти позже.
Дома Петр почувствовал перемену в настроении гостей. Станичники сидели серьезные и задумчивые. Профессора нигде не было видно.
- А где американец? - спросил Петр у бабы Нюры.
- Да она твоего америкашку дрыслей накормила, - стал рассказывать дед Митя, - вот он сердешный уже больше часа и сидит в нужнике.
- Ты, Петр, присядь, - перебил деда Иван Золотарев, бывший знатный комбайнер, а теперь всеми забытый пенсионер, - разговор у нас к тебе есть. Петр кивнул и присел под пристальными взглядами земляков на лавочку.
- Что у нас творится, сам видишь, - начал Иван, - колхоз разворовали, работать негде. Что на грядке вырастишь - продать и то негде. Не будет же бабка из-за десятка яиц ехать в райцентр? Молодежь вся подалась в город в поисках работы. Раздали нам землю, а на фига она нам. Налог за нее плати, машину найди, чтобы перевезти зерно, которое дают за землю. Дешевле зерно купить на рынке. Объявилось несколько фермеров, да что они со старой техникой сделают. Поля засеяли, а убирать нечем. Думали, выберем главу, он решит наши проблемы, а он под себя начал грести. Строит себе в райцентре особняк. Вот мы посоветовались и решили предложить тебе стать нашим главой. Всей станицей за тебя проголосуем, не сомневайся. Ты ведь парень умный, с высшим образованием, и, самое главное, мы же тебя с пеленок знаем.
Пока Петр слушал, у него в груди нарастала тяжесть, от которой трудно становилось дышать. Он видел, с какой надеждой смотрят на него его земляки - доярки и трактористы, всю жизнь отдавшие колхозу. С утра до ночи, кормившие всю страну. А взамен, мало того, что государство обворовало их, забрав все сбережения и сделав их самыми бедными людьми в мире, но еще лишило возможности бесплатно лечиться. А ведь здоровье свое они угробили, благодаря колхозу. Но, самое главное, их лишили веры в будущее. Украли душу. Развращают молодежь. А этот америкашка приехал копаться в душе русского человека,- сплюнул Петр.
- Дорогие мои, - после некоторого молчания проговорил Петр, - мне надо подумать. Я вижу, как вам трудно, и постараюсь сделать все возможное, чтобы помочь вам. А теперь угощайтесь, пока есть кому за это платить.
Дед Митяй лихо растянул меха гармошки и, с надеждой на лучшие перемены, гости затянули "По Дону гуляет казак молодой".
Из-за сарая появился измученный профессор. Баба Нюра как виновница его заболевания поднесла ему отвар из трав.
- Выпей, америкашечка, поможет, - извиняюще предложила она.
После того, как Джон выпил, Петр напомнил, что за лекарство надо платить. Обрадованная сторублевой купюрой бабка Нюра, еще восемь раз подносила свое лекарство, изредка появляющемуся Джону из-за угла сарая. К Петру подсел отец.
- Ну, что, сынок, думаешь? Останешься или уедешь?
- Жалко мне вас, - вздохнул Петр, - не знаю, чем вам помочь, но я попытаюсь. Надо подумать. Все равно придется вернуться в Америку, чтобы документы переделать и деньги снять в банке.
- А когда поедешь? - спросил отец.
- Да вот, обещал американцу показать загадочную русскую душу. За все платит. Ему деньги все равно не нужны, а тут хоть кому-то поможет.
- Ты бы деду Мите на уголь деньжат у него спросил. В прошлом году они, бедные, в посадке сушняк собирали, топить печь нечем было. Мы бы, конечно, помогли, но, во-первых, сами концы с концами еле сводили, а,
во- вторых, он очень гордый и никогда ни у кого помощи не просит+ А мог бы, фронтовик все-таки.
Наконец, отвар из трав бабушки Нюры подействовал. Протрезвевший профессор сидел за столом с мечтой о возвращении домой. Ему уже совсем не хотелось узнать тайну загадочной русской души.
- Просто все они тут сумасшедшие, и никакой тайны нет, - наконец, подвел итог он своим размышлениям.
- Послушай, Петя, - пожаловался Джон, - проживание в вашей станице стоит намного дороже, чем в самой престижной гостинице Америки. Почему же тогда здесь все так бедно живут?
- Ты подал неплохую идею, - обрадовался Петр, - мы устроим здесь отдых для американских экстрималов.
Ночная рыбалка с комарами. Поход по грязи в райцентр за продуктами. Построим зимние домики и дадим каждому по топору. Кто не захочет мерзнуть, пусть в посадке рубит сушняк.
- Ты думаешь, кто-нибудь приедет? - с сомнением спросил Джон.
- А мы запустим такую рекламу, что они в очереди будут стоять за путевками. Назовем наш санаторий "Загадка русской души". Стоимость путевки будет стоить, ну, к примеру, тысяча долларов, а вот, чтобы уехать отсюда раньше, придется платить неустойку тысяч сто.
- Это только русскому могла прийти такая идея, - покачал головой Джон, у которого закончились российские рубли.
- Поедем менять в райцентр, - распорядился Петр.
- Может, сразу домой? - с надеждой спросил Джон.
- Рано еще.
Подвезти в раонный центр их пообещал Иван Золотарев на своем стареньком "Москвиче". По дороге им встретился милицейский патруль. Гаишник, выйдя на обочину, приказал жезлом остановиться.
Когда гаишник подошел и потребовал документы Джон, высунувшись в окно, спросил:
- А мы разве нарушили правило дорожного движения?
На что гаишник с ядовитой улыбкой ответил:
- Мои дети не могут ждать, пока ты нарушишь. А найти причину, по которой тебя нужно оштрафовать, я сейчас, найду сотню: резина лысая, - стал он перечислять, - царапина на лобовом стекле+
- Хватит, хватит, - поспешил остановить милиционера Петр и протянул ему стодолларовую бумажку.
- Счастливого пути, - отдал честь гаишник.
- Это же грабеж, - возмутился Джон, - что он вообще здесь делает среди полей?
- Он охраняет бандитов от таких как мы, - невесело рассмеялся Иван.
На этом встреча с правоохранительными органами не закончилась. При въезде в станицу у трехэтажного особняка их остановили люди в милицейской форме. Проверив багажник и салон, они забрали документы.
- Что происходит? - стал возмущаться Джон, я американский подданный, - но удар дубинкой по почке остудил его.
Переписав данные паспортов, милиционеры отпустили их.
- Что за порядки? - жаловался Джон, держась за почку, - как ты, Пит, мог здесь жить. Это же полицейский беспредел.
- Просто они охраняют дом начальника милиции, - подал голос Иван.
- Лучше бы они так вокзалы и школы охраняли, - отозвался Петр.
В банке Джон разменял оставшиеся доллары и уже другой дорогой приятели поехали домой. Багажник и все свободные места в салоне были завалены продуктами. Доехали благополучно. Дома их приветствовали станичники веселыми криками. Машину быстро разгрузили, и ловкие казачки кинулись накрывать на стол. Когда веселье было в разгаре, Петр вышел на улицу. На лавочке сидел его отец и курил. Петр присел рядом и задал интересующий его вопрос:
- Бать, а кто это Глафира Головина? Я на кладбище был, смотрю, могила свежая, а кто похоронен, не знаю.
- Да они приехали сюда уже после твоего отъезда, - стал вспоминать отец, - Глафира и полгода не пожила. Муж после похорон почти сразу уехал. Но каждый год на родительский день он приезжает на кладбище к жене. Интересный случай произошел во время похорон. Копачи, когда рыли могилу, нашли пакет с долларами. Недели две они праздновали. Потом слухи дошли до участкового, но денег уже не было. Мужики все прогуляли.
Петр тяжело вздохнул.
- Как пришли, так и ушли, - подумал он.
На улицу вышла мать Петра.
- А я думаю, куда мои мужчины подевались?
Она присела рядом с Петром и обняла его за плечи. На Петра навалилась такая тоска. Вдруг он представил, что возможно в последний раз видит живыми своих родителей. Он прижался к плечу матери, и ему стало так хорошо, как было когда-то в детстве.
Возвратившись за стол, Петр обратил внимание на обнявшихся деда Митю и Джона. Профессор уговаривал деда поехать в Америку.
- Да, ты что, - возмущался дед, - здесь же похоронены мои родители. Да и дети с внуками иногда навещают. Здесь же моя Родина, за которую я проливал кровь. Уж лучше я здесь умру с голода и холода, чем на чужбине от тоски.
- Ну, давай, я тебе хоть чем-нибудь помогу, - предложил Джон.
- Ты бы угля да дров деду на зиму закупить помог, - вмешался в разговор Петр.
- Ничего мне не надо, - замахал дед руками, но баба Нюра, внимательно прислушивающаяся к разговору, тут же вмешалась.
- Ах ты, старый пень, - запричитала она, - ему люди помощь предлагают, а он, кабель, из себя гордого строит.
Джон в недоумении поднял глаза на Петра. Петр с улыбкой махнул головой, что, мол, все в порядке, будут теперь у деда и уголь, и дрова.
В последнюю ночь станичники решили подшутить над американским профессором. Он все жаловался на неустроенную личную жизнь, и одна из казачек предложила поженить Джона на Галушихе, сорокапятилетней бабе, двухметрового роста и талией в три обхвата. Галушиха ни разу не была замужем, и за это в станице ее прозвали соломенной вдовой. Целомудрием она не отличалась. Частенько соседи видели, как из ее окна выпрыгивали мужики, спасаясь от разъяренных жен. Пьяного Джона станичники уложили на кровать с Галушихой, которая не возражала против такого поворота событий. Проснулся он от храпа. Приподняв голову, Джон с ужасом обнаружил, что лежит с огромной голой женщиной. Грудь, которая служила ему ночью подушкой, грозно вздымалась, отчего у профессора от ужаса зашевелились волосы даже под мышками. Он попытался сползти потихоньку с кровати, но не хватало сил поднять мощную руку, лежавшую поперек его тела. Тогда он стал подныривать под нее. Его возня разбудила Галушиху.
- Ты куда? - хрипло спросила она.
Джон стал извиняться, объясняя, что не помнит, как сюда попал.
- Ты, что же, лишил меня девственности, а теперь в кусты? - закричала казачка.
В хату стали заходить станичники.
- Наши молодожены проснулись, - радостно поприветствовали Джона с Галушихой.
Джон заплакал.
- Я ничего не помню, я заплачу этой женщине, сколько потребует, только отпустите меня домой. Для Петра розыгрыш станичников был неожиданностью. Он вначале даже сам поверил, что Джона женили, но когда ему всё объяснили, долго смеялся. Профессор отдал Галушихе все деньги, которые у него были, оставив лишь на билет домой. А Галушиха дала расписку, что не имеет претензий к Джону, и не будет подавать на ннго в суд за изнасилование.
Утром следующего дня станичники собрались, чтобы проводить гостей. Все с надеждой смотрели на Петра. Петр понял, что не сможет обмануть их ожиданий. Иван на своем "Москвиче" повез их на станцию. В поезде Джон уснул, а Петр, подперев голову рукой, смотрел в окно на мелькающие посадки. Он думал о том, что никакой загадочной русской души нет, а есть обстоятельства, которые вынуждают так или иначе поступать.
