Уверенного в себе человека трудно переуверить, ибо один собственный случай для него весомее сотни чужих. Я, например, убежден, что полиглотами становятся от волнения. Для сомневающихся привожу подробности «моего» случая.
Не секрет, что у многих выпускников сельских школ в графе «иностранный язык» стоит прочерк. Есть такой прочерк и в моем аттестате, хотя я, вместе с одноклассниками, трижды – в пятом, седьмом и десятом классах – принимался изучать немецкий язык.
Наиболее запомнился пятый класс, поскольку новый предмет мы моментально применили в своих военных играх. Иностранному разговорному нас не учили, да он, собственно говоря, нам и не требовался. Для выдачи документов разведчикам, идущим во вражеский лагерь, вполне хватало немецкого алфавита. Во всяком случае, рекламаций не было. Противник доверял нашим документам, хотя и знал, что все наши обер – лейтенанты учатся в пятом классе.
Речь, понятно, идет о тайной войне. В открытом бою документов не спрашивали. Требовалось умение стрелять из самодельного автомата (тра-та-та-та-та-та…) и помнить одно из немногих военных правил:
«Если убьют, считай до пятидесяти…»
Седьмой класс прошел в иностранном плане незаметно. Наши разведчики, используя богатый опыт Иоганна Вайса («Щит и меч») и Николая Кузнецова («Это было под Ровно»), добыли к тому времени все сведения, какие только можно было придумать, противник был многократно и окончательно разбит да и новый учитель немецкого языка пробыл в нашей деревне не более одной четверти…
В десятом классе никто всерьез уже не рассчитывал «шпрехать», хотя учитель немецкого языка один раз все же похвалил меня за прекрасное владение сравнительными степенями при переводе текста. Правда, похвала это относилась скорее к любимой мной географии, чем к иностранному языку, поскольку превосходные степени перевода заключались в том, что Джомолунгма — высочайшая в мире вершина, а Каспийское море — самое большое на земле озеро…
Полиглотом же я стал несколько раньше — после окончания восьмого класса во время своего первого самодеятельного круиза по Сибири.
(Пятнадцатилетний птенец, выпорхнувший из деревенского гнезда, был немножечко пьян от собственной свободы и огромности мира. Родственники, жившие в больших и малых городах нескольких сибирских областей и дававшие деревенскому пареньку приют на неделю-другую, были заняты своими делами и не мешали свободному полету…)
Произошло это в вагоне пассажирского поезда, шедшего из Красноярска в другой не менее дымный город Сибири. Она мне сразу понравилась. Сидит на боковом сиденье темноглазая девчонка. Одета аккуратно, причесана гладко, в руках книжка художественная и волны от неё такие теплые исходят как будто дома от русской печки. Сначала я на неё издали смотрел, потом поближе пересел. Сижу, волнуюсь не знаю как с ней заговорить, а она книгу отложила и на меня посмотрела. Да тут еще и колеса вагонные подбадривают: «Смелее, друг! Смелее, друг!..»
Ну я и осмелел.
-Какой, — спрашиваю, — иностранный язык преподают в вашей школе?
-Немецкий, — отвечает она.
Сердце мое сжимается от волнения, а в голове зреют новые вопросы.
«Как тебя зовут?» — хочу спросить я по-русски, но язык отказывается мне повиноваться и произносит на «чистейшем» иностранном:
-Вас ист дас?..
В ответ она недоуменно смотрит на меня и молчит. Затянувшаяся пауза приводит меня в чувство, я снова перехожу на русский и задаю нормальные вопросы про учителей и одноклассников, про экзамены и оценки. Мы мирно беседуем до тех пор пока сердечное волнение и желание поразить собеседницу не превращает меня в полиглота.
-Вас ист дас? – вновь задаю я свой «законный» вопрос…
Это повторяется несколько раз. Взгляд ее из внимательного постепенно превращается в сочувственно-растерянный… Наш разговор обрывается и я ухожу на свое место с разбитым сердцем…
В десятом классе с третьей «немецкой» попытки я понял разницу между «Как тебя зовут?» и «Что это такое?» и что-то острое на мгновение отозвалось в сердце…
С тех пор я отказался от иностранных языков, предпочитая изъясняться на великом и могучем, но по-прежнему убежден, что полиглотами становятся от волнения.
Не секрет, что у многих выпускников сельских школ в графе «иностранный язык» стоит прочерк. Есть такой прочерк и в моем аттестате, хотя я, вместе с одноклассниками, трижды – в пятом, седьмом и десятом классах – принимался изучать немецкий язык.
Наиболее запомнился пятый класс, поскольку новый предмет мы моментально применили в своих военных играх. Иностранному разговорному нас не учили, да он, собственно говоря, нам и не требовался. Для выдачи документов разведчикам, идущим во вражеский лагерь, вполне хватало немецкого алфавита. Во всяком случае, рекламаций не было. Противник доверял нашим документам, хотя и знал, что все наши обер – лейтенанты учатся в пятом классе.
Речь, понятно, идет о тайной войне. В открытом бою документов не спрашивали. Требовалось умение стрелять из самодельного автомата (тра-та-та-та-та-та…) и помнить одно из немногих военных правил:
«Если убьют, считай до пятидесяти…»
Седьмой класс прошел в иностранном плане незаметно. Наши разведчики, используя богатый опыт Иоганна Вайса («Щит и меч») и Николая Кузнецова («Это было под Ровно»), добыли к тому времени все сведения, какие только можно было придумать, противник был многократно и окончательно разбит да и новый учитель немецкого языка пробыл в нашей деревне не более одной четверти…
В десятом классе никто всерьез уже не рассчитывал «шпрехать», хотя учитель немецкого языка один раз все же похвалил меня за прекрасное владение сравнительными степенями при переводе текста. Правда, похвала это относилась скорее к любимой мной географии, чем к иностранному языку, поскольку превосходные степени перевода заключались в том, что Джомолунгма — высочайшая в мире вершина, а Каспийское море — самое большое на земле озеро…
Полиглотом же я стал несколько раньше — после окончания восьмого класса во время своего первого самодеятельного круиза по Сибири.
(Пятнадцатилетний птенец, выпорхнувший из деревенского гнезда, был немножечко пьян от собственной свободы и огромности мира. Родственники, жившие в больших и малых городах нескольких сибирских областей и дававшие деревенскому пареньку приют на неделю-другую, были заняты своими делами и не мешали свободному полету…)
Произошло это в вагоне пассажирского поезда, шедшего из Красноярска в другой не менее дымный город Сибири. Она мне сразу понравилась. Сидит на боковом сиденье темноглазая девчонка. Одета аккуратно, причесана гладко, в руках книжка художественная и волны от неё такие теплые исходят как будто дома от русской печки. Сначала я на неё издали смотрел, потом поближе пересел. Сижу, волнуюсь не знаю как с ней заговорить, а она книгу отложила и на меня посмотрела. Да тут еще и колеса вагонные подбадривают: «Смелее, друг! Смелее, друг!..»
Ну я и осмелел.
-Какой, — спрашиваю, — иностранный язык преподают в вашей школе?
-Немецкий, — отвечает она.
Сердце мое сжимается от волнения, а в голове зреют новые вопросы.
«Как тебя зовут?» — хочу спросить я по-русски, но язык отказывается мне повиноваться и произносит на «чистейшем» иностранном:
-Вас ист дас?..
В ответ она недоуменно смотрит на меня и молчит. Затянувшаяся пауза приводит меня в чувство, я снова перехожу на русский и задаю нормальные вопросы про учителей и одноклассников, про экзамены и оценки. Мы мирно беседуем до тех пор пока сердечное волнение и желание поразить собеседницу не превращает меня в полиглота.
-Вас ист дас? – вновь задаю я свой «законный» вопрос…
Это повторяется несколько раз. Взгляд ее из внимательного постепенно превращается в сочувственно-растерянный… Наш разговор обрывается и я ухожу на свое место с разбитым сердцем…
В десятом классе с третьей «немецкой» попытки я понял разницу между «Как тебя зовут?» и «Что это такое?» и что-то острое на мгновение отозвалось в сердце…
С тех пор я отказался от иностранных языков, предпочитая изъясняться на великом и могучем, но по-прежнему убежден, что полиглотами становятся от волнения.
Комментариев нет:
Отправить комментарий