Вспоминается Старооскольский рынок конца пятидесятых — начала шестидесятых годов прошлого столетия. Располагался он на Верхней площади, если идти снизу, по улице Интернациональной (впоследствии переименованной в улицу Ленина) за «Домом Обороны» (этого здания с массивными колонами в настоящее время нет), направо по улице 9 января. По старинке он иногда звался Ярмарочной площадью, но, как правило, в то время его называли традиционно базаром.
Вывеска «Рынок» над воротами появилась позднее. Слева от рынка располагались здание городской электростанции и водонапорная башня, справа угольный склад. Современное расположение городского рынка в «старой части» города осталось прежним, только окружающая архитектура претерпела значительные изменения. Практически не осталось старинных построек вокруг.
Вход на рынок обрамляли массивные кирпичные арочные ворота; в разное время побеленные в белый или в светло-желтый колер. Первое, что встречал горожанин у входа на рынок, – это сидящий по-татарски ряд нищих калек со снятыми с головы кепками или шапками, положенными у ног для сбора милостыни. Кто без руки или ноги, а кто и слепой. Одно время им запретили сидеть и собирать милостыню, но с «потеплением» в начале шестидесятых они вновь заняли свои места у ворот рынка.
Запомнились слепые женщины с многочисленными щедринами на лицах от перенесенной оспы – завсегдаи нищенских посиделок. Поговаривали, что у некоторых из них от подачек имелись на сберкнижках суммы до двух тысяч рублей. Иногда среди нищих добывал деньгу на пропитание или выпивку танкист, потерявший обе ноги во время Великой Отечественной войны. Передвигался он на самодельной, с колесами из шарикоподшипников, плоской тележке, прикрепленной ремнями к нижней части туловища, отталкиваясь от земли руками с зажатыми в них специальными деревянными толкачами, похожими на кастеты. При движении тележка создавала характерный рокочущий шум. Он получал пособие и имел льготы, как участник войны, а нищенские подачки для него были дополнительным заработком.
Сцену перед входом дополняли чистильщики обуви, в основном малолетки, оживленно предлагавщие свои услуги. Поставив ногу на специальную подставку, можно было стоять «руки в брюки» и с интересом взирать, как ловко и усердно чистится твоя обувь: сначала щетками в обеих руках, затем бархоткой до блеска.
В базарные дни, в воскресенье, среду и пятницу, рынок представлял собой шумный гвалт от разговоров и споров покупателей и торговцев. Вдоль торговых рядов шмыгали пацаны с ведрами воды и алюминиевыми кружками, зазывая: «Кому воды напиться, кому воды напиться?!». Ему вторил другой разносчик: «Вот, кому воды холодной, вот, кому воды холодной?!» Я просил у отца копейку и покупал кружку воды. Вода почему-то казалась вкусней домашней.
На прилегающей справа площади стояло много приезжих подвод или саней, если зима. Оттуда доносились отчаянный поросячий визг и хрюканье на фоне размеренного писка товарных цыплят, размещенных в больших коробках или корзинах. Шла оживленная торговля маленькими поросятами и цыплятами, привезенными из близлежащих деревень. После удачной торговой сделки покупатели поросят помещали их в мешки, клали на плечо и поросячий визг отмечал их дальнейший путь.
В небольших провинциальных городах во дворе коммунальных домов всегда имелись сараи, где квартиросъемщики могли держать свиней и кур. В своих домах содержание и выращивание живности было правилом. Мы тоже иногда брали на вырост кабанчика. Но отец зимой часто пользовался другим способом заготовки мяса. Покупал на рынке барана живьем и за рога приводил к своим сараям. Следом, по предварительной договоренности, приходил так называемый «секач». Он резал барана и разделывал тушу, и её затем на морозе подвешивали в сарае для дальнейшего потребления. Платой являлась снятая шкура, за услугу. Пока он занимался разделкой, дома готовили жаркое из заранее вырезанных потрохов барана. После сделанной работы «секач» приглашался на кухню, где ему наливали положенные «сто грамм». Он выпивал, закусывал приготовленной свежатиной и, не засиживаясь, уходил, бросив заработанную шкуру барана на плечо. Это был заведенный и устоявшийся порядок.
Прямо за рынком по улице Пролетарской стоял небольшой сарайчик, в котором принимались телячьи и бараньи шкуры. Шкурник закупал также пушнину кроликов, зайцев и лис. В конце рынка размещался длинный мясной павильон, где можно был закупить мясную продукцию. При входе человек сразу попадал в мир запахов свежеванной живности и гамму звуков от стука топоров раздельщиков мяса, призывных голосов продавцов и гомона торгующихся покупателей. Разделанные туши телят, свиней и баранов висели на крючках рядами позади прилавков. По выбору можно было заказать прямо на месте вырезку понравившегося куска мяса или части тела туши. Имелась в продаже также крольчатина и битая птица. В наше время павильон продолжает функционировать, но свое былое значение утратил.
Птицу — гусей, петушков, куриц и индюшек, часто покупали живьем; приносили домой во двор, у сараев забивали и затем ощипывали, обливая перья тушек кипятком. Холодильники были большой редкостью, поэтому зарезанную и обработанную птицу сразу приготавливали в пищу. Судаки, щуки, налимы, голавли, язи, линь и сазаны – обычный сезонный товар. Но большим спросом они не пользовались и продавались «по дешевке». Каждый рыбак или мальчишка мог наловить в богатых рыбой реках Осколе или Оскольце или в водоемах вокруг города рыбный продукт к столу. Караси, окуни и пескари – банальный результат любительской рыбной ловли. Если рыбалка была неудачной, то спрашивали: «Ну, хоть раков наловил?» Раков в тогда еще чистых реках было полным-полно. Их продавали ведрами. Речной рак не считался деликатесом и употреблялся как разновидность еды.
Несмотря на богатое изобилие естественных продуктов питания, не следует идеализировать послевоенную жизнь горожан. Она была разношерстна и не всегда милостива. При любом описании выделяешь то, что запомнилось как положительное явление, а о прошлом мы можем вспоминать, как очевидцы, только из своего детства. Трудности старшего поколения в какой-то мере ограждались и защищались родительскими заботами или добрым отношением взрослых к детям. Мальчишки порой забегали на базар и просили у продавцов кусочки жмыха, который продавался ведрами, как отходы маслобойного производства. Если добрый «дяденька» давал целую горсть, то добытчик прибегал к себе во двор и делился подачкой с друзьями – мальчишками и девчонками. Больше всего нравилось грызть пахучий светло-желтый жмых от отжима шелушенных подсолнечных семечек. Конечно, жмых не являлся для нас питанием, а был очередной возможностью испробовать чего-то экзотического на зуб и вкус.
Сами семечки, жареные и сушеные, продавались из приоткрытых мешков стаканами и являлись традиционно первой покупкой при заходе на рынок. Идя по рынку, лузгали семечки все, от мала до велика. Чтобы купить хорошее пахучее подсолнечное масло, всегда шли на рынок. Что удивительно, для жарки яичницы и многих других блюд использовалось сливочное масло, которое не пенилось, в отличие от современного. Куриные яйца неизменно пользовались успехом в продаже, т.к. магазины не обеспечивали полностью спрос, да и качество их было не то. Мед был традиционным товаром на рынке, но для большинства детей он был редким лакомством. Сладкое мы добывали зачастую самостоятельно, лазая по кустам черного паслена, в собираемых ягодах и фруктах. Из покупных сладостей в любое время года шла бойкая торговля самодельными леденцами вроссыпь и на спичках в форме петушков, курочек, медведей и других животных. Славились изготовлением сладких «петушков» Мухины из слободы Казацкой. Иногда вдоль торговых рядов проходил лоточник, предлагая конфеты в виде палочек – «тянучек», которые можно было, зажав зубами, растягивать.
Из фруктов основным товаром на рынке осенью были яблоки и груши. Вспоминаются изобильные прилавки с уложенными в кучки местными яблоками: антоновкой, апортом, титовкой, ранетом. Из ранних сортов пользовался спросом белый налив. Детей, идущими вместе с родителями, продавцы частенько угощали яблоками просто так, тем самым призывая взрослых к покупке. Летом, после созревания, появлялось изобилие вишен и слив. Для заготовки их покупали ведрами и корзинами. На еду предлагались вишни с ветками, заплетенными на палочку красивой гирляндой. Взявшись за палочку, их можно было есть, отрывая плоды зубами от остова и сплевывая косточки на мостовую. Практиковалась продажа вишни в самодельных бумажных кулечках, скрученных конусом, для возможности есть на ходу, держа кулечек в руках. «Еда на ходу» была привычным делом. Бывало, когда родители посылали в магазин за хлебом, при возвращении, пока дойдешь до дома, «слямзишь» половину батона или вкусного с хрустящей корочкой хлеба.
Окрест города выращивались и бахчевые культуры. Лето было жарким, что обеспечивало их благополучное вызревание. Арбузы, тыквы, кабачки – обычный осенний товар. С изменением климата и отказом от засева бахчевых полей арбузами, местный их сорт вывелся. В описываемые годы арбузы на продажу доставлялись возами. При проезде подвод к рынку по улице Пролетарской со стороны Стрелецкой или Едоцкой жители покупали арбузы у своих домов мешками. Про помидоры, огурцы и другие овощи писать излишне, настолько был благодатным для их выращивания старооскольский край. Разломишь помидор, — его красная мякоть с серебристым отливом искрится, как разрезанный сахаристый арбуз. Сегодня, несмотря на обилие томатных сортов, таких не попадается.
В общий шум и гвалт базара примешивался шуршащий звук точила. Это одноглазый дядя Фирс точил бытовой инструмент на своем ножном станке. Помимо рынка он часто ходил по дворам, водрузив свое точило на плечо, и кричал: «Точу ножи и ножницы, точу ножи и ножницы!». Знаменит Фирс был тем, что имел два солдатских Георгиевских Креста, полученных в первую мировую войну. Георгиевский Крест приравнивался в советское время к ордену Славы. За них он получал право на бесплатное получение угля или торфа и льготу за жилье.
Торф добывался в районе Котово и продавался прессованными брикетами. Был и завозной. Но торфа большим спросом не пользовались из-за низкой тепловой калорийности и покупались, как говорится, «на бедность». По рассказам старожилов, им отапливались детские сады. Уголь завозился с Кузбасса или Донбасса и порой менялся на картошку. Продавался пудами, взвешимаемый на больших рычажных весах в районе теперешнего Старооскольского универмага, напротив здания Военкомата. Заготовка дров, как правило, производилась в индивидуальном порядке.
По окончании периода коровьего отёла и схода молозива перед входом на рынок появлялись вереницы крестьянок из близлежащих слобод и деревень, стоя предлагающих молочную продукцию. У их ног прямо на земле стояли рядком трехлитровые бутыли с молоком, называемые «четвертью», или крынки. Молоко было немного дороже магазинного, но большая его жирность оправдывала покупку. Отстоявшееся молоко покрывалось толстым слоем сливок.
После денежной реформы 1961 года четверть молока стоила шестьдесят – семьдесят копеек. Цена зависела от времени года. Для сравнения в магазине литр молока стоил сначала 18 копеек, потом цена стала расти – 22 и затем 24 копеек. Топленое молоко можно было купить прямо с глиняным кувшином. Съедание верхней коричневой пенки в кувшине с налипшими сливками всегда доставляло удовольствие домашней ребятне. Обычно горожане шли на рынок с трехлитровыми эмалированными или алюминиевыми бидончиками, и приобретаемое молоко переливалось в них из четвертей и крынок. Позднее четвертями стали называть по традиции, используемые стеклянные трехлитровые банки, также равные по объему одной четвертой двенадцатилитрового ведра.
Жители близлежащих к рынку домов могли по договору не нести молоко, а, указав свой адрес, идти дальше на рынок. Продавщица сама приносила молоко по указанному адресу, ставила банку у дверей и уходила по своим делам в город. Затем приходила обратно, и вернувшаяся домохозяйка с ней рассчитывалась. Трудно себе представить, что кто-то из торговок мог разбавлять молоко водой или продавать снятое или сепарированное. Честность в торговле была обиходным правилом. Хотя на самом рынке бытовали карманное воровство и хищение продуктов с прилавков молодой шпаной. Частная спекуляция, то есть перепродажа не своего товара по более высокой цене, в народе осуждалась. Оскол исстари славился купечеством, обеспечивающим централизованные поставки продуктов и товаров, и большим набором различных видов ремесел. Купцы и ремесленники торговали своим товаром, а спекуляция возникла, как отдельное явление.
Помимо съестных продуктов на рынке шла бойкая торговля изделиями гончарного производства. Глиняные горшки для цветов, крынки и макитры пользовались спросом. Гончарное производство имело в Старом Осколе широкое развитие из-за наличия природных гончарных глин. Глину добывали в районе Крутого лога, расположенного в конце лесного урочища под названием «Горняшка». Местными и приезжими ремесленниками был представлен большой выбор глиняных игрушек: свистулек, фигурок зверей и статуэток. В этой череде неизменно присутствовали гипсовые копилки в виде сидящих на задних лапах кошек, собак, тигров и прочих зверушек с прорезью на голове. «Самоделкины» иногда продавали копилки из папье-маше, зарабатывая своими неискусными поделками.
Собирание монет в копилках было увлекательным занятием юношей и детей. После заполнения копилки мелочью ее разбивали и подсчитывали накопленные барыши.
На длинных крытых торговых прилавках можно было увидеть развернутые маленькие мешки с махоркой и местным табаком. Мой сосед дядя Миша курил самосад, набивая его в «козью ножку», скрученную из газеты. Самосад он постоянно покупал у одного хозяина. Вряд ли кто из современных курильщиков смог бы курить такой крепкий табак.
Процветала торговля изделиями мастеров мелкой бытовой мебели: табуретки, стульчики, тумбочки, этажерки, полки, детские кроватки. В ходу были плетеные корзины и лукошки. Бондари выставляли рядами свои изделия. Бочки, маленькие и большие, узкие и широкие – на выбор. Мне приходилось катить новую бочку с базара по разрешению отца. Бочка вращаясь, гремела по тротуару и перекатывалась с боку на бок. Ею нужно было управлять. Это казалось интересным и увлекательным занятием. Старую бочку разбирали, а освободившиеся металлические обручи становились предметом игры в каталки. Из проволоки мастерилось водило с ручкой и согнутой спереди вилкой, охватывающей обруч. Нужно было катить обруч, умело управляя его движением и удерживая его вилкой водила. Летом по улицам и дворам часто можно было увидеть ребят, бегом катающих бочковые обручи проволочным водилом, создающим характерный металлический скрежет об сам обруч.
Сразу при заходе на рынок бросались в глаза, расставленные на продажу резные, красиво разукрашенные ножные прялки. Стоили они двенадцать – пятнадцать рублей. Наличие вокруг Оскола больших стад овец в деревнях и селениях способствовало изготовлению шерстяной пряжи, которая продавалась готовыми мотками, с крашенной или натуральной нитью. Но можно было купить шерсть пуками или «волнами», которая в домашних условиях скручивалась ручными прялками в клубки, а затем из них рачительные домохозяйки вязали шерстяные носки и варежки для своих домочадцев. Готовые шерстяные изделия: свитера, шарфы, шапочки, носки и варежки продавались в конце осени и зимой местными мастерицами.
Из зимней обувки был представлен широкий выбор войлочных валенок разных размеров, от детских до самых больших взрослых – изделий местных валяльщиков. Валенки при морозных и снежных зимах пользовались большим сезонным спросом. Можно сказать, на них была мода, менявшаяся от их вида: подшитые и не подшитые, с галошами и без, с высоким голенищем или низким, с узким носком или широким, серые или черные. С валенками конкурировали стеганые бурки, которые стоили дешевле и носились более бедной частью населения. Но стеганые фуфайки покупались и носились практически всем населением того времени. Пальто и шубы справлялись только «на выход». Для ребятни фуфайки были незаменимой одеждой в холодные времена года.
Из головных уборов спросом пользовались мужские кроличьи шапки и стеганные матерчатые с меховой оторочкой. Пуховые платки и полушалки для женщин. Модные фетровые женские шляпки с утепленной подбивкой, кожаные и из дорогих мехов шапки не каждый мог себе позволить, но в продаже они были постоянно на виду. Носимая одежда подчеркивала и определяла принадлежность к тому или иному сословию. Летом неизменным товаром из головных уборов были кепки с длинным козырьком, позднее – коротким. Женщины покупали и пользовались легкими платками, завязанными сзади на шее. Шляпы: фетровые, соломенные – на выбор. Для детей – белые панамки.
Следует отметить, что и летом вне дома народ ходил в головных уборах. Зато снятие головного убора мужчинами в общественных учреждениях было не писаным правилом. Мода ходить с непокрытой головой, пришла позже. Из обуви в летнее и межсезонное время традиционно на рынке были представлены мужские ботинки, женские «румынки», туфли, галоши, «танкетки», босоножки, тапочки. Хромовые сапоги, как правило, делались на заказ и были дорогим приобретением.
В середине шестидесятых годов на рынке можно было еще увидеть в продаже плетеные лапти. Но они потеряли свое прежнее назначение. Помнится мне, во время учебы в Москве, заказывали покупку лаптей на нашем рынке в качестве сувениров или вычурного их ношения вместо домашних тапочек. Было одно время такое модное поветрие. Традиционно на рынке был и «толчок», на котором сбывались поношенные вещи и предметы домашнего обихода.
Все упомянутые товары изготавливались местными мастерами и артелями. Они были дешевле «магазинных» и поэтому пользовались спросом. Для пятидесятых — шестидесятых годов описывать жизнь рынка, значит рассказать многое о быте горожан. Посещая рынок, горожане вели пересуды и делились новостями. Рынок был не только местом торговли, но и частью общественной жизни города.
Автор коснулся тех сторон торговли на рынке, с которыми сталкивался и которые отложились в памяти. Некоторые подробности уточнены из рассказов старожилов. Можно было описать продажу изделий шорного, кузнечного производств и многих других, но как очевидец не могу взять их в пример. Припоминаются развешенные на стенке деревянной постройки рынка изделия конной упряжи – хомуты, сбруи, на деревянных временных прилавках – подковы, скобяные изделия, но они, в силу возраста, меня не интересовали. Что касается еды и одежды – естественное внимание.
По-прошествии времени, могу только отметить, что товаров местного ремесла и производства было множество. Крестьяне, ремесленники и умельцы не только поставляли съестные продукты и предметы домашнего обихода, но всегда являлись воспитателями дееспособного потомства. Их дети шли учиться и работать на предприятия, уже имея представления и навыки практической деятельности.
В Японии, промышленно развитой стране, мелкое ремесленничество не умерло, а прижилось, поставляя на рынок предметы домашнего обихода, бумажные украшения и игрушки. Это большой культурный пласт, который на фоне современных технических достижений внешне не заметен, тем не менее, он является одним из демографических источников восполнения способных трудовых ресурсов.
Вывеска «Рынок» над воротами появилась позднее. Слева от рынка располагались здание городской электростанции и водонапорная башня, справа угольный склад. Современное расположение городского рынка в «старой части» города осталось прежним, только окружающая архитектура претерпела значительные изменения. Практически не осталось старинных построек вокруг.
Вход на рынок обрамляли массивные кирпичные арочные ворота; в разное время побеленные в белый или в светло-желтый колер. Первое, что встречал горожанин у входа на рынок, – это сидящий по-татарски ряд нищих калек со снятыми с головы кепками или шапками, положенными у ног для сбора милостыни. Кто без руки или ноги, а кто и слепой. Одно время им запретили сидеть и собирать милостыню, но с «потеплением» в начале шестидесятых они вновь заняли свои места у ворот рынка.
Запомнились слепые женщины с многочисленными щедринами на лицах от перенесенной оспы – завсегдаи нищенских посиделок. Поговаривали, что у некоторых из них от подачек имелись на сберкнижках суммы до двух тысяч рублей. Иногда среди нищих добывал деньгу на пропитание или выпивку танкист, потерявший обе ноги во время Великой Отечественной войны. Передвигался он на самодельной, с колесами из шарикоподшипников, плоской тележке, прикрепленной ремнями к нижней части туловища, отталкиваясь от земли руками с зажатыми в них специальными деревянными толкачами, похожими на кастеты. При движении тележка создавала характерный рокочущий шум. Он получал пособие и имел льготы, как участник войны, а нищенские подачки для него были дополнительным заработком.
Сцену перед входом дополняли чистильщики обуви, в основном малолетки, оживленно предлагавщие свои услуги. Поставив ногу на специальную подставку, можно было стоять «руки в брюки» и с интересом взирать, как ловко и усердно чистится твоя обувь: сначала щетками в обеих руках, затем бархоткой до блеска.
В базарные дни, в воскресенье, среду и пятницу, рынок представлял собой шумный гвалт от разговоров и споров покупателей и торговцев. Вдоль торговых рядов шмыгали пацаны с ведрами воды и алюминиевыми кружками, зазывая: «Кому воды напиться, кому воды напиться?!». Ему вторил другой разносчик: «Вот, кому воды холодной, вот, кому воды холодной?!» Я просил у отца копейку и покупал кружку воды. Вода почему-то казалась вкусней домашней.
На прилегающей справа площади стояло много приезжих подвод или саней, если зима. Оттуда доносились отчаянный поросячий визг и хрюканье на фоне размеренного писка товарных цыплят, размещенных в больших коробках или корзинах. Шла оживленная торговля маленькими поросятами и цыплятами, привезенными из близлежащих деревень. После удачной торговой сделки покупатели поросят помещали их в мешки, клали на плечо и поросячий визг отмечал их дальнейший путь.
В небольших провинциальных городах во дворе коммунальных домов всегда имелись сараи, где квартиросъемщики могли держать свиней и кур. В своих домах содержание и выращивание живности было правилом. Мы тоже иногда брали на вырост кабанчика. Но отец зимой часто пользовался другим способом заготовки мяса. Покупал на рынке барана живьем и за рога приводил к своим сараям. Следом, по предварительной договоренности, приходил так называемый «секач». Он резал барана и разделывал тушу, и её затем на морозе подвешивали в сарае для дальнейшего потребления. Платой являлась снятая шкура, за услугу. Пока он занимался разделкой, дома готовили жаркое из заранее вырезанных потрохов барана. После сделанной работы «секач» приглашался на кухню, где ему наливали положенные «сто грамм». Он выпивал, закусывал приготовленной свежатиной и, не засиживаясь, уходил, бросив заработанную шкуру барана на плечо. Это был заведенный и устоявшийся порядок.
Прямо за рынком по улице Пролетарской стоял небольшой сарайчик, в котором принимались телячьи и бараньи шкуры. Шкурник закупал также пушнину кроликов, зайцев и лис. В конце рынка размещался длинный мясной павильон, где можно был закупить мясную продукцию. При входе человек сразу попадал в мир запахов свежеванной живности и гамму звуков от стука топоров раздельщиков мяса, призывных голосов продавцов и гомона торгующихся покупателей. Разделанные туши телят, свиней и баранов висели на крючках рядами позади прилавков. По выбору можно было заказать прямо на месте вырезку понравившегося куска мяса или части тела туши. Имелась в продаже также крольчатина и битая птица. В наше время павильон продолжает функционировать, но свое былое значение утратил.
Птицу — гусей, петушков, куриц и индюшек, часто покупали живьем; приносили домой во двор, у сараев забивали и затем ощипывали, обливая перья тушек кипятком. Холодильники были большой редкостью, поэтому зарезанную и обработанную птицу сразу приготавливали в пищу. Судаки, щуки, налимы, голавли, язи, линь и сазаны – обычный сезонный товар. Но большим спросом они не пользовались и продавались «по дешевке». Каждый рыбак или мальчишка мог наловить в богатых рыбой реках Осколе или Оскольце или в водоемах вокруг города рыбный продукт к столу. Караси, окуни и пескари – банальный результат любительской рыбной ловли. Если рыбалка была неудачной, то спрашивали: «Ну, хоть раков наловил?» Раков в тогда еще чистых реках было полным-полно. Их продавали ведрами. Речной рак не считался деликатесом и употреблялся как разновидность еды.
Несмотря на богатое изобилие естественных продуктов питания, не следует идеализировать послевоенную жизнь горожан. Она была разношерстна и не всегда милостива. При любом описании выделяешь то, что запомнилось как положительное явление, а о прошлом мы можем вспоминать, как очевидцы, только из своего детства. Трудности старшего поколения в какой-то мере ограждались и защищались родительскими заботами или добрым отношением взрослых к детям. Мальчишки порой забегали на базар и просили у продавцов кусочки жмыха, который продавался ведрами, как отходы маслобойного производства. Если добрый «дяденька» давал целую горсть, то добытчик прибегал к себе во двор и делился подачкой с друзьями – мальчишками и девчонками. Больше всего нравилось грызть пахучий светло-желтый жмых от отжима шелушенных подсолнечных семечек. Конечно, жмых не являлся для нас питанием, а был очередной возможностью испробовать чего-то экзотического на зуб и вкус.
Сами семечки, жареные и сушеные, продавались из приоткрытых мешков стаканами и являлись традиционно первой покупкой при заходе на рынок. Идя по рынку, лузгали семечки все, от мала до велика. Чтобы купить хорошее пахучее подсолнечное масло, всегда шли на рынок. Что удивительно, для жарки яичницы и многих других блюд использовалось сливочное масло, которое не пенилось, в отличие от современного. Куриные яйца неизменно пользовались успехом в продаже, т.к. магазины не обеспечивали полностью спрос, да и качество их было не то. Мед был традиционным товаром на рынке, но для большинства детей он был редким лакомством. Сладкое мы добывали зачастую самостоятельно, лазая по кустам черного паслена, в собираемых ягодах и фруктах. Из покупных сладостей в любое время года шла бойкая торговля самодельными леденцами вроссыпь и на спичках в форме петушков, курочек, медведей и других животных. Славились изготовлением сладких «петушков» Мухины из слободы Казацкой. Иногда вдоль торговых рядов проходил лоточник, предлагая конфеты в виде палочек – «тянучек», которые можно было, зажав зубами, растягивать.
Из фруктов основным товаром на рынке осенью были яблоки и груши. Вспоминаются изобильные прилавки с уложенными в кучки местными яблоками: антоновкой, апортом, титовкой, ранетом. Из ранних сортов пользовался спросом белый налив. Детей, идущими вместе с родителями, продавцы частенько угощали яблоками просто так, тем самым призывая взрослых к покупке. Летом, после созревания, появлялось изобилие вишен и слив. Для заготовки их покупали ведрами и корзинами. На еду предлагались вишни с ветками, заплетенными на палочку красивой гирляндой. Взявшись за палочку, их можно было есть, отрывая плоды зубами от остова и сплевывая косточки на мостовую. Практиковалась продажа вишни в самодельных бумажных кулечках, скрученных конусом, для возможности есть на ходу, держа кулечек в руках. «Еда на ходу» была привычным делом. Бывало, когда родители посылали в магазин за хлебом, при возвращении, пока дойдешь до дома, «слямзишь» половину батона или вкусного с хрустящей корочкой хлеба.
Окрест города выращивались и бахчевые культуры. Лето было жарким, что обеспечивало их благополучное вызревание. Арбузы, тыквы, кабачки – обычный осенний товар. С изменением климата и отказом от засева бахчевых полей арбузами, местный их сорт вывелся. В описываемые годы арбузы на продажу доставлялись возами. При проезде подвод к рынку по улице Пролетарской со стороны Стрелецкой или Едоцкой жители покупали арбузы у своих домов мешками. Про помидоры, огурцы и другие овощи писать излишне, настолько был благодатным для их выращивания старооскольский край. Разломишь помидор, — его красная мякоть с серебристым отливом искрится, как разрезанный сахаристый арбуз. Сегодня, несмотря на обилие томатных сортов, таких не попадается.
В общий шум и гвалт базара примешивался шуршащий звук точила. Это одноглазый дядя Фирс точил бытовой инструмент на своем ножном станке. Помимо рынка он часто ходил по дворам, водрузив свое точило на плечо, и кричал: «Точу ножи и ножницы, точу ножи и ножницы!». Знаменит Фирс был тем, что имел два солдатских Георгиевских Креста, полученных в первую мировую войну. Георгиевский Крест приравнивался в советское время к ордену Славы. За них он получал право на бесплатное получение угля или торфа и льготу за жилье.
Торф добывался в районе Котово и продавался прессованными брикетами. Был и завозной. Но торфа большим спросом не пользовались из-за низкой тепловой калорийности и покупались, как говорится, «на бедность». По рассказам старожилов, им отапливались детские сады. Уголь завозился с Кузбасса или Донбасса и порой менялся на картошку. Продавался пудами, взвешимаемый на больших рычажных весах в районе теперешнего Старооскольского универмага, напротив здания Военкомата. Заготовка дров, как правило, производилась в индивидуальном порядке.
По окончании периода коровьего отёла и схода молозива перед входом на рынок появлялись вереницы крестьянок из близлежащих слобод и деревень, стоя предлагающих молочную продукцию. У их ног прямо на земле стояли рядком трехлитровые бутыли с молоком, называемые «четвертью», или крынки. Молоко было немного дороже магазинного, но большая его жирность оправдывала покупку. Отстоявшееся молоко покрывалось толстым слоем сливок.
После денежной реформы 1961 года четверть молока стоила шестьдесят – семьдесят копеек. Цена зависела от времени года. Для сравнения в магазине литр молока стоил сначала 18 копеек, потом цена стала расти – 22 и затем 24 копеек. Топленое молоко можно было купить прямо с глиняным кувшином. Съедание верхней коричневой пенки в кувшине с налипшими сливками всегда доставляло удовольствие домашней ребятне. Обычно горожане шли на рынок с трехлитровыми эмалированными или алюминиевыми бидончиками, и приобретаемое молоко переливалось в них из четвертей и крынок. Позднее четвертями стали называть по традиции, используемые стеклянные трехлитровые банки, также равные по объему одной четвертой двенадцатилитрового ведра.
Жители близлежащих к рынку домов могли по договору не нести молоко, а, указав свой адрес, идти дальше на рынок. Продавщица сама приносила молоко по указанному адресу, ставила банку у дверей и уходила по своим делам в город. Затем приходила обратно, и вернувшаяся домохозяйка с ней рассчитывалась. Трудно себе представить, что кто-то из торговок мог разбавлять молоко водой или продавать снятое или сепарированное. Честность в торговле была обиходным правилом. Хотя на самом рынке бытовали карманное воровство и хищение продуктов с прилавков молодой шпаной. Частная спекуляция, то есть перепродажа не своего товара по более высокой цене, в народе осуждалась. Оскол исстари славился купечеством, обеспечивающим централизованные поставки продуктов и товаров, и большим набором различных видов ремесел. Купцы и ремесленники торговали своим товаром, а спекуляция возникла, как отдельное явление.
Помимо съестных продуктов на рынке шла бойкая торговля изделиями гончарного производства. Глиняные горшки для цветов, крынки и макитры пользовались спросом. Гончарное производство имело в Старом Осколе широкое развитие из-за наличия природных гончарных глин. Глину добывали в районе Крутого лога, расположенного в конце лесного урочища под названием «Горняшка». Местными и приезжими ремесленниками был представлен большой выбор глиняных игрушек: свистулек, фигурок зверей и статуэток. В этой череде неизменно присутствовали гипсовые копилки в виде сидящих на задних лапах кошек, собак, тигров и прочих зверушек с прорезью на голове. «Самоделкины» иногда продавали копилки из папье-маше, зарабатывая своими неискусными поделками.
Собирание монет в копилках было увлекательным занятием юношей и детей. После заполнения копилки мелочью ее разбивали и подсчитывали накопленные барыши.
На длинных крытых торговых прилавках можно было увидеть развернутые маленькие мешки с махоркой и местным табаком. Мой сосед дядя Миша курил самосад, набивая его в «козью ножку», скрученную из газеты. Самосад он постоянно покупал у одного хозяина. Вряд ли кто из современных курильщиков смог бы курить такой крепкий табак.
Процветала торговля изделиями мастеров мелкой бытовой мебели: табуретки, стульчики, тумбочки, этажерки, полки, детские кроватки. В ходу были плетеные корзины и лукошки. Бондари выставляли рядами свои изделия. Бочки, маленькие и большие, узкие и широкие – на выбор. Мне приходилось катить новую бочку с базара по разрешению отца. Бочка вращаясь, гремела по тротуару и перекатывалась с боку на бок. Ею нужно было управлять. Это казалось интересным и увлекательным занятием. Старую бочку разбирали, а освободившиеся металлические обручи становились предметом игры в каталки. Из проволоки мастерилось водило с ручкой и согнутой спереди вилкой, охватывающей обруч. Нужно было катить обруч, умело управляя его движением и удерживая его вилкой водила. Летом по улицам и дворам часто можно было увидеть ребят, бегом катающих бочковые обручи проволочным водилом, создающим характерный металлический скрежет об сам обруч.
Сразу при заходе на рынок бросались в глаза, расставленные на продажу резные, красиво разукрашенные ножные прялки. Стоили они двенадцать – пятнадцать рублей. Наличие вокруг Оскола больших стад овец в деревнях и селениях способствовало изготовлению шерстяной пряжи, которая продавалась готовыми мотками, с крашенной или натуральной нитью. Но можно было купить шерсть пуками или «волнами», которая в домашних условиях скручивалась ручными прялками в клубки, а затем из них рачительные домохозяйки вязали шерстяные носки и варежки для своих домочадцев. Готовые шерстяные изделия: свитера, шарфы, шапочки, носки и варежки продавались в конце осени и зимой местными мастерицами.
Из зимней обувки был представлен широкий выбор войлочных валенок разных размеров, от детских до самых больших взрослых – изделий местных валяльщиков. Валенки при морозных и снежных зимах пользовались большим сезонным спросом. Можно сказать, на них была мода, менявшаяся от их вида: подшитые и не подшитые, с галошами и без, с высоким голенищем или низким, с узким носком или широким, серые или черные. С валенками конкурировали стеганые бурки, которые стоили дешевле и носились более бедной частью населения. Но стеганые фуфайки покупались и носились практически всем населением того времени. Пальто и шубы справлялись только «на выход». Для ребятни фуфайки были незаменимой одеждой в холодные времена года.
Из головных уборов спросом пользовались мужские кроличьи шапки и стеганные матерчатые с меховой оторочкой. Пуховые платки и полушалки для женщин. Модные фетровые женские шляпки с утепленной подбивкой, кожаные и из дорогих мехов шапки не каждый мог себе позволить, но в продаже они были постоянно на виду. Носимая одежда подчеркивала и определяла принадлежность к тому или иному сословию. Летом неизменным товаром из головных уборов были кепки с длинным козырьком, позднее – коротким. Женщины покупали и пользовались легкими платками, завязанными сзади на шее. Шляпы: фетровые, соломенные – на выбор. Для детей – белые панамки.
Следует отметить, что и летом вне дома народ ходил в головных уборах. Зато снятие головного убора мужчинами в общественных учреждениях было не писаным правилом. Мода ходить с непокрытой головой, пришла позже. Из обуви в летнее и межсезонное время традиционно на рынке были представлены мужские ботинки, женские «румынки», туфли, галоши, «танкетки», босоножки, тапочки. Хромовые сапоги, как правило, делались на заказ и были дорогим приобретением.
В середине шестидесятых годов на рынке можно было еще увидеть в продаже плетеные лапти. Но они потеряли свое прежнее назначение. Помнится мне, во время учебы в Москве, заказывали покупку лаптей на нашем рынке в качестве сувениров или вычурного их ношения вместо домашних тапочек. Было одно время такое модное поветрие. Традиционно на рынке был и «толчок», на котором сбывались поношенные вещи и предметы домашнего обихода.
Все упомянутые товары изготавливались местными мастерами и артелями. Они были дешевле «магазинных» и поэтому пользовались спросом. Для пятидесятых — шестидесятых годов описывать жизнь рынка, значит рассказать многое о быте горожан. Посещая рынок, горожане вели пересуды и делились новостями. Рынок был не только местом торговли, но и частью общественной жизни города.
Автор коснулся тех сторон торговли на рынке, с которыми сталкивался и которые отложились в памяти. Некоторые подробности уточнены из рассказов старожилов. Можно было описать продажу изделий шорного, кузнечного производств и многих других, но как очевидец не могу взять их в пример. Припоминаются развешенные на стенке деревянной постройки рынка изделия конной упряжи – хомуты, сбруи, на деревянных временных прилавках – подковы, скобяные изделия, но они, в силу возраста, меня не интересовали. Что касается еды и одежды – естественное внимание.
По-прошествии времени, могу только отметить, что товаров местного ремесла и производства было множество. Крестьяне, ремесленники и умельцы не только поставляли съестные продукты и предметы домашнего обихода, но всегда являлись воспитателями дееспособного потомства. Их дети шли учиться и работать на предприятия, уже имея представления и навыки практической деятельности.
В Японии, промышленно развитой стране, мелкое ремесленничество не умерло, а прижилось, поставляя на рынок предметы домашнего обихода, бумажные украшения и игрушки. Это большой культурный пласт, который на фоне современных технических достижений внешне не заметен, тем не менее, он является одним из демографических источников восполнения способных трудовых ресурсов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий